Разговоры и желания недовольных были как видно, по крайней мере отчасти, известны князю Меншикову. Между тем императрице стал лучше; Меншиков захотел воспользоваться сим кратковременным облегчением, чтобы обессилить, то есть, погубить своих врагов. 27-го апреля (1727 года) именным указом велено Комиссии под председательством канцлера графа Головкина[94]
произвести следствие и суд над Антоном Девиером, понеже он (как означено в указе) явился подозрителен в превеликих продерзостях, но и кроме того, во время нашей, по воле Божьей, прежестокой болезни многим грозил и напоминал с жестокостью, чтоб все его боялись. Того ради вам повелеваем, по приложенным при сем мемориям, и в прочих его злых советах и намерениях им Девиером розыскивать и кто по тому делу приличится следовать же и розыскивать и нам о всем репортовать обстоятельно.Девиер сначала был обвиняем в том, что во время тяжкой ее величества болезни веселился, не отдавал почтения цесаревнам, советовал Анне Петровне подкрепить себя в горести рюмкой вина, сидел с великим князем на кровати и говорил ему: «поедем со мной в коляске: будет тебе лучше и воля
, «а матери твоей уже не быть живою», и потом «ваше высочество сговорили жениться, а мы за нею будем волочиться, а вы «будете ревновать». Сия мемория подписана императрицею: в ней сказано, что свидетелями всех дерзостей Девиера были многие особы, кои готовы все подтвердить.Но сии обвинения, как и следовавшие за тем допросы, ясно показывают, были лишь предлогом для начатия дела. По всем означенным в мемории пунктам Девиер дал достаточное объяснение: он доказал, что большая часть слов и действий его приняты в смысле превратном и никто не опровергнул его ответов. Но следствие продолжалось с прежней строгостью, и вскоре (28 апреля) дан новый именной указ, чтобы Девиер объявил всех, которые с ним сообщники в известных причинных делах, и к кому он ездил и советовал и когда, понеже сама я многих из них знаю. Если же не объявит, то следовать розыском
(то есть пытать) немедленно.Девиер и в муках пытки не переставал утверждать, что он не умышлял никакого зла интересу ее величества
и никаких сообщников не имеет, а только говорил с Бутурлиным, Толстым, Нарышкиным, Долгоруким, Писаревым о намерении женить великого князя на дочери Меншикова. Потребованные к ответу Писарев и Толстой указали еще на Ушакова. Из речей их открылось, что все они более или менее опасались силы Меншикова и советовались между собою и с герцогом Голстинским о средствах препятствовать супружеству дочери его с великим князем.