Мы распространились об этом деле и вероятно наскучили читателю, для которого оно потеряло и современность и прежнее значение; можем только заметить, что нам также очень тяжело было вспоминать о нем. Каждый легко поймет, что мы далеки от того, чтобы судить действия Тургенева, для которого заветной идеей всей жизни было освобождение крестьян, столь близкое для всех. Но для нас дорога память Блудова; обвинение его – есть обвинение друзей покойного, которые любили его бескорыстно, уважали в нем безусловно честного человека, вне всяких служебных отношений, вне всяких личных расчетов. В строгом юридическом значении обвинение это слишком важно: оно состоит в подлоге, сделанном с предположенной и заранее обдуманной целью. – Если Тургенев не верит в позднейшее поколение, которое могло бы не отшатнуться от человека, способного на такой поступок; то пусть вспомнит о Карамзине, Жуковском, Дашкове, Вяземском и многих других, некогда близких ему людях: они все остались верны дружбе Блудова до гроба! Обвинение Тургенева важно еще потому, что сделано в книге серьезной, прикрывается юридическим разбором и дало повод ко всем позднейшим толкованиям; оставленное без объяснений, оно перешло бы в историю, и покрыло позором память одного из честнейших людей, а что он был таким – это покажет дальнейшее описание его жизни и гражданской деятельности.
Тургенев простирает негодование свое даже на того, кто послан был объявить ему обвинительные пункты и требование правительства явиться для ответа в Россию и отзывается о нем в язвительных выражениях. Спрашивается, чем виновен секретарь Лондонского посольства, может быть единственный чиновник, бывший в то время на лицо, как это часто случается в посольствах, что на его долю досталось это неприятное поручение? Опять – отказаться от поручения недостойного, выйти в отставку; но тогда уже поздно! Отказываться от прямых обязанностей невозможно, – разве вовсе не поступать на службу. Но об этом предмете каждому позволено иметь свое убеждение. Молодой секретарь посольства нашел Тургенева в Эдинбурге, встретив его случайно на мосту, близ гостиницы, где он остановился, а потому и пригласил его к себе для прочтения бумаг. Тургенев предпочел свидание у себя в квартире, и на то согласился он, хотя это было довольно далеко. Донесение[92]
нашего секретаря посольства и изложение дела в книге Тургенева – не совсем согласны между собой; но мы не остановимся на этом. Тургенев, в отзыве своем, отказался явиться для личных ответов на обвинительные пункты, и посланный уехал обратно в Лондон. – В чем же заключается его вина? За что издевается он над этим именем, которое с уважением произносит Россия?Несколько лет спустя после событий 14 декабря, Тургенев просил над собой следствия и суда, решившись приехать по требованию в Россию. Не наше дело говорить, в какой степени это было возможно, когда главные лица, свидетельствовавшие против него, уже не существовали, но мы никак не можем понять, почему Блудов и тут, по словам Тургенева, оказывается виноватым, между тем как просьба его рассматривалась министром Юстиции, а Блудов тогда им не был. Мы думаем, что лучшее, что могли посоветовать Тургеневу его друзья, – это не пытаться суда, а оставаться до поры за границей: так он и сделал.
Теперь доказательства обеих сторон на лицо: пусть судят другие, пусть судит потомство!…
Приложения
Граф Блудов готовился некогда писать историю Дома Романовых, как мы уже заметили; первую мысль ему подал Карамзин, который был чужд всякого мелочного чувства тщеславия, нетерпящего соперничества; он желал только одного, чтобы «История Российского Государства» была написана и видел, что для совершения этого важного труда в том виде, как он его предпринял,