– Да, – еле слышно ответила Анна-Вероника. И добавила: – Конечно! В любую минуту. Я этого всегда хотела.
Она смотрела перед собой, стараясь сдержать подступавшие слезы.
Кейпс продолжал все так же твердо, сквозь зубы:
– Есть бесконечное множество причин для того, чтобы мы этого не делали. Множество. Большинство людей осудит нас. Многие сочтут нас навсегда запятнанными… Тебе это понятно?
– Кого может заботить мнение этих людей? – ответила она, не глядя на него.
– Меня. Это значит быть изолированным от общества, бороться.
– Если у тебя хватит мужества, то его хватит и у меня, – отозвалась Анна-Вероника. – Я никогда еще за всю свою жизнь не была так убеждена в своей правоте. – Она твердо смотрела на него. – Будем мужественны! – воскликнула она. У нее хлынули слезы, но голос оставался твердым. – Ты для меня не просто мужчина, я хочу сказать, не один из представителей мужского пола. Ты особое существо, ни с кем в мире не сравнимое. Именно ты мне необходим. Я никогда не встречала никого, похожего на тебя. Любить – всего важнее. Ничто не может перетянуть эту чашу весов. Мораль начинается только после того, как это установлено. Мне совершенно все равно, даже если мы никогда не поженимся. Я нисколько не боюсь скандала, трудностей, борьбы… Пожалуй, я даже хочу этого. Да, хочу.
– Ты это получишь, – ответил Кейпс. – Ведь мы бросим им вызов.
– Ты боишься?
– Только за тебя! Я лишусь большей части моего заработка. Даже неверующие ассистенты кафедры биологии должны соблюдать приличия. Помимо того, ты студентка. У нас почти не будет денег.
– Мне все равно.
– А лишения и опасности?
– Мы будем вместе.
– А твои родные?
– Они не в счет. Это страшная правда. Это… все это как бы зачеркивает их. Они не в счет, мне все равно.
Кейпс вдруг весь изменился, его созерцательная сдержанность исчезла.
– Вот здорово! – вырвалось у него. – Стараешься смотреть на вещи серьезно и здраво. И сам хорошенько не знаешь, зачем. Но ведь это же замечательно, Анна-Вероника! Жизнь становится великолепным приключением!
– Ага! – с торжеством воскликнула она.
– Во всяком случае, мне придется бросить биологию. Меня всегда втайне влекла литературная деятельность, Ею мне и надо заняться. Я смогу.
– Конечно, сможешь.
– Биология мне стала немножко надоедать. Одно исследование похоже на другое… Недавно я кое-что сделал… Творческая работа меня очень увлекает. Она мне довольно легко дается… Но это только мечты. Некоторое время придется заниматься журналистикой и работать изо всех сил… А то, что ты и я покончим с болтовней и… уедем, – это уже не мечта.
– Уедем! – повторила Анна-Вероника, стиснув руки.
– На горе и на радость.
– На богатство и на бедность.
Она не могла продолжать, она и плакала и смеялась.
– Мы обязаны были это сделать сразу же, когда ты поцеловал меня, – проговорила она сквозь слезы. – Мы давно должны были… Только твои странные понятия о чести… Честь! Когда любишь, надо и это преодолеть.
15. Последние дни дома
Они решили уехать в Швейцарию после окончания сессии.
– Давай все аккуратно доделаем, – сказал Кейпс.
Из гордости, а также для того, чтобы отвлечь себя от беспрерывных мечтаний и неутомимой тоски по любимому, Анна-Вероника все последние недели усердно занималась биологией. Она оказалась, как и угадал Кейпс, закаленной молодой особой. Она твердо решила хорошо выдержать экзамены и не дать бурным чувствам захлестнуть себя.
И все же заря новой жизни вызывала в ней трепет и тайное сладостное волнение, которые она не могла заглушить, несмотря на привычные условия ее существования. Порой усталая мысль неожиданно загоралась, и Анна-Вероника придумывала все те нежные и волшебные слова, какие ей хотелось бы сказать Кейпсу. Иногда же наступало состояние пассивной умиротворенности, полное неопределенной, лучезарной, безмятежной радости. Она не забывала об окружающих ее людях: о тетке, об отце, о своих товарищах студентах, о друзьях и соседях, но они как бы жили за пределами ее сияющей тайны – так актер смутно различает публику, сидящую по ту сторону рампы. Пусть публика аплодирует, протестует, вмешивается в действие, но пьеса – это собственная судьба Анны-Вероники, и она сама должна пережить ее.