Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх

В наши дни пытается человечество достроить башню вавилонскую, и Достоевский говорит о ней почти так же, как пророк Исаия. И двойной, вопрошающий смысл ее тот же: с Богом или против Бога? Увидим ли мы с высоты ее звезду Вифлеемскую, как мудрые звездочеты, или внезапная буря снова опрокинет башню на безумных строителей?

XXXIX

Какой-то мировой катаклизм, то, что мы называем «потопом», живо помнят многие народы Азии, Европы, Америки; но живее всех – Вавилон. Недаром в сердце Гильгамеша, великого вавилонского эпоса – Потоп.

Знание есть «воспоминание» (clbh Платона). И будущее можно знать – «вспоминать», как прошлое. Вавилон первый вспомнил конец мира бывший и познал – будущий.

XL

Двенадцать клинописных дощечек «Гильгамеша» найдены в развалинах ниневийских дворцов, в Ассурбанипаловом книгохранилище. На одиннадцатой – сказание о потопе.

То же сказание в Бытии; но Бытие записано не ранее VIII века до P. X., а шумерийский «Гильгамеш» относится не позже, чем к XXV веку, и, может быть, повторяет древнейший подлинник.

XLI

От этих глиняных дощечек, густо усыпанных острыми гвоздями клинописи, кажется, все еще веет страшным запахом потопных вод.

XLII

В одном из древнейших отрывков изображаются бедствия допотопного мира. Дощечка сломана, клинья полустерты. Но вот что можно прочесть:

…Когда третий год наступил,
Взбунтовались люди в городах своих…
Когда четвертый год наступил,
Истощились хлебные житницы…

Далее сломано, несколько строк выпало. В них, должно быть, повествовалось о страшном голоде, следствии всемирной войны и всемирного бунта. И опять можно прочесть:

…Люди, как тени, бродят по улицам.
Когда пятый год наступил,
Дочь косится на мать подходящую,
Мать дверей не отворяет дочери;

Дочь наблюдает за весами матери,
Мать наблюдает за весами дочери.
Когда год шестой наступил,
Люди людей пожирали от голода…
Мать дитя свое изготовила к трапезе…

(Cuneiform Texts from Babyl. Tabl. in the Brit. Mus., XV, 49)

И в эти же дни Утнапиштим Атрахазис (Atrachasis – Премудрый), вавилонский Ной, зарывает в землю древние скрижали, сокровища допотопной мудрости, то «единственное семя, от которого все опять началось» после потопа (Plato. Timaeus. – Berossos. Babyloniaka, Fragm.).

Значит, именно тогда, накануне тех страшных дней, человечество достигло высшей ступени развития – того, что мы называем «прогрессом», «цивилизацией», что Платон называл «Атлантидою», а Достоевский – «человекобожеством». И вот, на этой высоте – всемирная война, всемирный бунт, одичание, озверение, людоедство – конец человечеству: все, как у нас – то же начало и тот же конец.

XLIII

…Открывает Премудрый уста свои,
Так говорит Богу Эа Властителю:
«Погибает, Господи, род человеческий,
Пожирает землю ярость богов.
Смилуйся, Боже, над тварью твоей!..»

Опять сломано. Кажется, боги смиловались, но люди не покаялись.

…Собрал Энлил богов, сказал им так:
«Вот, не убывает зло, а множится.
Не щадите же людей, не милуйте!
Воскорбел я в сердце моем от буйства их…»

И в Бытии почти дословно то же: «Раскаялся Господь, что создал человека, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человека» (VI, 6–7).

Тогда Elohim, боги Израиля, и боги Вавилона – решают потоп. Но милосердный Iahwe-Ja предупреждает Ноя-Атрахазиса; а дабы не нарушить тайны богов, говорит с человеком не лицом к лицу, а в вещем знамении; как начинающийся ветер потопный, свистит в щели тростниковой хижины, первобытного жилища сенаарского:

«Хижина, хижина! Стена, стена!
Слушай, хижина! Внемли, стена!
Человек из Шуриппака, сын Убара-Туту,
Сломай свой дом, построй ковчег,
Презри богатство, жизни взыщи,
Все потеряй, душу спаси!» (Gilgamesch

, XI, 21–27)

И строение ковчега повторяется в обоих сказаниях, библейском и вавилонском, до мельчайших подробностей – до «горной смолы», chemar, которой осмолены оба ковчега (Gilg., XI, 66–70. – Быт. VI, 14).

Но изображение самого потопа в вавилонской клинописи живее, подлиннее, чем в Бытии, как будто здесь говорит слышавший, а там – видевший.

XLIV