Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий.

Она пела любовную песню, сочинение сирийского поэта Мелеагра, под медленный и торжественный аккомпанемент.[26] Пока она пела, девушка не смотрела на Велизария, но пред окончанием песни, она повернулась и быстро взглянула на него, а потом так же быстро отвела взгляд. Велизарий сильно покраснел, а потом побледнел. Мне кажется, что никогда в жизни Антонина лучше не пела. Все начали стучать чашами по столу, чтобы выразить свое одобрение. Даже Симеон крикнул «Браво!», хотя ему не очень нравилась музыка безбожников. Он пытался делать вид, что его не смущают танцы девушки. Философ Симмакус поздравил Модеста и сказал:

— Вы нам доставили редкое удовольствие. Эта девушка без фальши играет и поет. Она предпочитает стихи о Мелеагре обычным уличным легкомысленным балладам и правильно произносит слова. Это так прекрасно! Даже в Афинах мне не приходилось видеть или слышать лучшего. Девушка, старый благодарный философ желает тебя обнять!

Если бы приглашение исходило от Велизария, моя госпожа одним прыжком оказалась бы у него на коленях и крепко обняла бы его за шею. Но она не желала дарить ласки тощему педанту, поэтому скромно опустила глаза долу. Пока пир продолжался, Антонина пела, танцевала и шутила, как ей и было положено. Но она не позволила фамильярничать с нею никому, даже Бессасу, хотя он был видным и сильным мужчиной, и раньше она обязательно выбрала бы его, чтобы провести с ним ночь.

Антонина старалась вести себя очень скромно, она не притворялась, потому что ею овладело необычное чувство.

На старинных серебряных блюдах принесли запеченного ягненка, жареных гусей, ветчину и пирожки с рыбой. Модест, с гордостью посматривая на гостей, начал длинную речь, в которой рекомендовал племянника Велизария Бессасу. Он говорил, что молодой человек собирается стать военным, и, как он надеется, сможет вернуть блеск римскому оружию.

— Прошло так много лет с тех пор, как настоящий римлянин вел в поход армии императора! Теперь высшие военные посты в руках наемных варваров — готов, вандалов, гепидов, арабов и гуннов. В результате старая римская военная система, которая смогла построить великую Римскую империю, в последнее время оказалась почти полностью разрушенной.

Палеолог, лежавший рядом с Бессасом, был вынужден потянуть его за полосатую тунику и шепнуть:

— Благородный человек, молю вас не обращать внимания на слова нашего хозяина. Он пьян, у него все смешалось в голове. Он мыслит по-старому, но, безусловно, он не собирался вас обижать!

Бессас засмеялся:

— Не бойся, борода. Он — мой хозяин. Вино у него хорошее, и перед нами лежит чудесный ягненок. Мы, варвары, можем позволить римлянам немного пожаловаться на наши успехи, к тому же, я плохо понимаю его жаргон. Понимаю только, что он на что-то жалуется.

Модест сразу поменял тему разговора и спросил Мальтуса — заметил ли он, как напоминает его вилла любимую виллу знаменитого Плиния.

— Зал у входа обычный, но не такой уж скромный, и он ведет к галерее в виде буквы D, с цветными окнами и свисающим карнизом, как у Плиния. Далее попадаешь во внутренний зал и в столовую с окнами и раздвижными дверями с трех сторон. На юго-востоке можно видеть поросшие лесом холмы, а на юго-западе моря не видно, как это было в доме Плиния, где в ветреную погоду волны достигали даже столовой, но по-моему, это было опасно и неприятно. А перед нами расстилается вид на долину реки Хебрус и плодородные пастбища поклонников Бога вина. Они могут бегать полуобнаженные с растрепанными ветром волосами и нести в руках обвитые плющом жезлы с кончиками из сосновых шишек. Вы только выгляните в окно, и вам все это ясно представится! Они также обожают Орфея с его лютней, а он мог заставить плясать даже камни и скалы, хотя они должны были стоять смирно, но вода при этом оставалась спокойна, хотя тоже должна была бы плясать от радости. Это были воды той самой реки Гебр, что протекает здесь.[27] Его подвиг «спокойной воды» не мог повторить ни один человек…

— А кто разделил Красное море? — возмутился Симеон. — Или кто позже прошагал, не замочив ног, через Иордан? Что касается танцующих камней, разве не писал Давид: «Почему вы прыгаете, высокие холмы?» поразившись власти собственной священной мелодии?[28]

— Фракийскую равнину, — продолжал Модест, сделав презрительную гримасу, — присоединил к Риму, не пролив ни капли крови, император, покоривший туманную Британию и присоединивший к империи Марокко. Его звали Клавдий.[29] Вы, говорящие на греческом, обитатели восточной половины нашей империи, не забывайте, что именно мы, римляне, а не греки завоевали для вас владения, где вы сейчас благоденствуете. Среди славных римлян были Муммиус, Павел, Помпей, Агриппа, Тит, Траян…

— Я уверен, что это были не самые эгоистичные люди, — вмешался горожанин Мило. Он почувствовал, что необходимо успокоить Бессаса, который негромко возмущался речью Модеста.

— Выпейте, господа, — предложил Мальтус. — Давайте выпьем за Рим, наш любимый город!

Симеон поддержал это предложение: