Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Аргонавты двинулись на веслах на восток, смеясь и ликуя, обогнули обрывистую восточную оконечность Крита. На заре следующего дня они достигли Минои, где «Арго» был хорошо известен горожанам, и тут они пополнили свои запасы. Река Минос, которая впадает в Критское море, была последней из семи предписанных рек, где они омыли Руно. Теперь оно полностью очистилось, и Зевс мог его принять. В полдень они отплыли из Минои и шли всю ночь, и южный ветер наполнял им парус. Небо заволокло тучами, и хотя море было не слишком бурным, то была самая темная ночь за все их плавание, — не было ни луны, ни звезд, вообще никаких источников света. Именно тогда Эвфем потерял священный ком земли, подаренный ему вождем тритонов, ибо около полуночи они набрали немало воды. Черный хаос снизошел с Небес, и никто не имел понятия, где они, но с надеждой плыли вперед. На заре небо внезапно прояснилось, и когда первые лучи восходящего солнца позолотили голые скалы, острова Анафе, они увидели, что некое божество ловко провело их между двумя скалистыми островками, которые лежали на расстоянии примерно четырех миль от южного берега острова. Аргонавты сошли с корабля на желтый песчаный пляж и развели костер из прибойного леса, надеясь приобрести овцу, либо добыть на охоте козла или какое-то другое животное для жертвоприношения Сиятельному Аполлону. Но на Анафе в ту пору не было ни людей, ни зверей или птиц, пригодных для жертвоприношения. Аргонавты вынуждены были совершить возлияние простой водой на горящие головни, что заставило феакийских девушек смеяться до слез. Затем Идас сказал:

— За то, что вы над нами смеетесь, девушки, я накажу вас, отшлепав по одному месту!

Девушки стали защищаться горящими головнями и пригоршнями песка среди всеобщего веселья и громких криков; но Идас отшлепал каждую по очереди, хотя девушки здорово обожгли его и почти что ослепили, бросаясь песком. Это происшествие теперь вспоминается ежегодно благочестивыми анафеянами, когда они приносят скромные жертвы Аполлону; и девушек и поныне весело шлепают «рукой Идаса» в честь брата Артемиды.

Там же, на Анафе, дятел привел Медею к дуплистому дереву, которое снизу из-за выступов и шишек сильно напоминало по форме женщину в летах. Медея понимала язык птиц и по совету дятла попросила Аргуса срубить для нее дерево. Он сделал это, и с помощью топора, дегтя и сурика превратил пень в грозную статую Артемиды Фракийской, которую отнес вниз на берег и поместил, окутав плащами, на борту «Арго».

От Анафе они отплыли не к Эгине, как утверждают некоторые, но прошли между Наксосом и Паросом, островом из беломраморных скал; а ночь оставили Делос за кормой по правому борту. Три самых верных почитателя Аполлона, а именно — Идмон, Ифит и Мопс, были мертвы; будь они живы, они бы уговорили Ясона высадиться на Делосе и проплясать весь день. Остались за кормой Тенос и Андрос, и никаких приключений не случилось с аргонавтами, когда, плывя вдоль священного берега Эвбеи, они миновали земли Кадма, и Авладу, и локрийский берег, и поросший мастиковым деревом мыс Кэнеон, которым завершается Эвбея; и более чем семь месяцев спустя после отплытия они вновь вступили в Пагасейский залив и смело сошли на такой знакомый берег.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ Смерть Пелия

Была уже ночь. Тем не менее Ясон пожелал, чтобы его товарищи немедленно развели костер из прибойного леса на пустынном Пагасейском берегу, пока он раздобудет животных, пригодных в жертву Аполлону, богу Сходящих с Корабля, в благодарность за благополучное возвращение «Арго». Они не смогли найти сухого дерева, и, по предложению Акаста взломали морской склад и развели превосходный костер из весел и скамей, которые там нашли. Ясон пошел с Пелеем к тому самому крестьянскому домишке, откуда они однажды принесли вина, чтобы угостить Геркулеса, и постучал в дверь рукоятью меча. Хозяин вышел с топориком в руке, чтобы открыть дверь, и растерянно заморгал, уставившись на посетителей, туго соображая спросонья, разбуженный посреди глубокого и сладкого сна, но затем испустил пронзительный вопль и попытался хлопнуть дверью у них перед носом. Ясон просунул ногу между дверью и косяком и спросил его:

— Друг, почему ты шарахаешься от Ясона, единственного сына Эсона, твоего царя, и обращаешься с ним так, словно он ночной грабитель?

Крестьянин, дрожа и запинаясь, ответил:

— О, господин мой, Ясон, ты мертв, разве ты этого не знаешь? Ты потерпел крушение и утонул на обратном пути из Сицилии два месяца назад. Ты ведь только дух, а не сам Ясон?