Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Ясон был раздосадован. Они с Пелеем распахнули дверь, работая плечами, и убедили крестьянина, что он ошибается, надавав ему колотушек. Все еще дрожа и трепеща, тот провел их в свой полный скотный хлев, где при свете фонаря они выбрали для жертвоприношения двух прекрасных молодых бычков. Крестьянин отвел животных за кольца в носу на туманный берег, который был теперь великолепно освещен, потому что аргонавты подлили в костер дегтя и скипидара и камеди со склада. Ясон сразу же заклал быков у того самого алтаря, который сложил Аполлону, богу Посадки на Корабль, в день, когда спустили на воду «Арго».

Когда жертвы были разделаны, а мясо их шипело на вертелах, издавая аппетитный запах — у них не было причины умилостивливать бога всесожжением, они вполне могли присутствовать на пиру, как его гости — крестьянин, который до того хранил молчание, дабы не испортить жертвоприношение предвещающими недоброе слезами или воплями, отозвал Ясона в сторону и сообщил ему тяжелые вести. Он рассказал, что отец Ясона Эсон и его мать Алкимеда — мертвы, так как царь Пелий вынудил их покончить с собой, испив бычьей крови. И это еще не все. Гипсипила, царица Лемноса, явилась недавно в Иолк в поисках Эсона, к которому, как она сказала, велел ей прийти Ясон, если она окажется в беде. Она была изгнана с Лемноса за то, что сохранила жизнь старому Фоанту, своему дяде, в то время, как все проголосовали за то, чтобы без жалости перебить лемносских мужчин. Ее изгнали, ибо женщинам Лемноса не было известно о ее поступке до прибытия аргонавтов. Когда она сказала Пелию, что ждет ребенка от Ясона, Пелий подумал, что любое дитя, которое она родит, станет законным правителем Фтиотиды, и решил погубить ее как можно скорее; но она бежала к святилищу Артемиды Иолкской, где жрица, старая Ифиас, дала ей убежище. Однако, Пелий заявил Ифиас, что, поскольку Ясон и Эсон мертвы, он теперь ближайший сородич-мужчина Гипсипилы и ее опекун, и вынудил Ифиас выдать ему лемнийку. Затем он с ней покончил, но где это было совершено, крестьянин не мог сообщить Ясону.

Можно легко вообразить себе, в какой ужас повергли Ясона новости об убийстве своих родителей и своего нерожденного ребенка. Он созвал своих товарищей и сказал им:

— Позвольте мне выставить на обсуждение тяжелую проблему: некий злобный узурпатор отсылает за море своего соперника, сына своего тяжко больного брата, законного правителя страны; и можно догадаться, что он умертвил нерожденного сына этого соперника; известно также, что он вынудил самого брата и жену брата испить бычьей крови и умереть, потревожив их во время частного жертвоприношения и пригрозив убить их топором и бросить их тела непогребенными, если они откажутся. Какой участи, товарищи, заслуживает этот узурпатор-братоубийца?

Хотя никто из аргонавтов, даже самые простодушные из них, не заблуждались насчет того, о каком царе говорит Ясон, все, кроме троих, ответили:

— Смерти от меча!

Хранил молчание Акаст, сын Пелия, Адмет, его зять, и Пелей Мирмидонец, который ему служил. Каждого из них Ясон спросил поочередно:

— Ты не согласен, что смерть от меча — достойное наказание за такие страшные преступления?

Акаст сказал:

— Пусть Адмет ответит вместо меня, а не то, сказав, что я думаю, я буду признан виновным в отцеубийстве, и меня станут преследовать эринии.

Адмет ответил следующее:

— Я женат на дочери царя, который может быть виновен в тех самых деяниях, о которых ты говоришь, ибо его вскормила овчарка и вследствие этого у него дикий нрав. Но прежде чем я вынесу то же решение, что и мои товарищи, позволь мне спросить, является ли отсылка за море племянника преступлением, наказуемым смертью, особенно если племянник радостно отправляется в путь, как предводитель храбрейших героев, каких можно отыскать в Греции, и добывает себе неувядаемую славу? Затем позволь мне тебя спросить, можно ли сказать, что ребенка убили, прежде чем он родился, и может ли человек справедливо быть наказанным смертью за преступление, которое еще не доказано? Наконец, позволь мне тебя спросить, может ли человек быть справедливо наказан, как убийца своего тяжко больного брата и жены брата, если они по своей воле погубили себя? Презри они его угрозы, они бы и ныне могли быть живы; узурпатор дважды подумал бы, прежде чем пролить кровь брата, хорошо зная, что его благочестивые подданные откажутся повиноваться братоубийце. И насколько заслуживает нашего доверия рассказ, в котором говорится, что тяжко больной человек у себя дома приносил в жертву быка?

Эти слова Адмета пришлись по душе некоторым его товарищам, но не всем.

Авгий из Элиды сказал: