— Вот каковы слова Матери: «Завтра около полудня Пелий умрет жестокой смертью, которую сам выберет. Аргонавты, на вас не падет его кровь; я сама совершу месть, какую должно совершить. Воздержитесь от войны против Фтиотиды, дети, и от любых насильственных действий. Аталанта Калидонская, единственная из вас, пойдет в Иолк. И она пойдет без оружия, под покровительством моей служанки Медеи. Отведите „Арго“ к Метоне, там вытащите на берег. Замаскируйте его обрубленными дубовыми ветками; а сами притаитесь в зарослях, дабы никакой случайный прохожий не сообщил о вашем появлении в Иолк. Тонкий красный столб появится из дымового отверстия дворца, когда свершится моя месть. Тогда поспешите выйти, плывите в Иолк, хлеща по воде веслами, и овладейте городом, где никто вам не воспротивится».
Аргонавты поглядели друг на друга в изумлении, все же они располагали доказательствами могущества Медеи, и ни у кого из них не было ни малейших сомнений, что ее устами говорила Богиня и говорила правду. Поэтому они не сказали больше ни слова, и когда Медея начала брать у них взаймы страусовые и медвежьи шкуры, головные уборы из перьев колхского ибиса и другие добытые в походе трофеи, никто не отказал ей ни в чем, что могло бы ей понадобиться для осуществления ее замысла. Затем они снова взошли на борт «Арго» и заработали обвязанными тряпками веслами, закидав сперва алтарный огонь песком; но Медея осталась на берегу с Аталантой и двенадцатью феакийскими девушками, а также — с полым образом Артемиды.
Когда «Арго» пропал из виду, Медея сказала Аталанте:
— Дорогая девушка, я догадываюсь, что ты ненавидишь Ясона, хотя и беспричинно, и презираешь меня за то, что я его люблю; но пусть это сейчас не помешает тебе повиноваться приказам Матери. Я не держу на тебя зла, ибо, по меньшей мере, мы не соперницы в любви к одному и тому же мужчине, и я ничуть не виню тебя за убийство моего отца Ээта, что совершила твоя госпожа Артемида.
Аталанта улыбнулась и ответила:
— Медея, я женщина, как и ты. И, хотя я могу беспричинно ненавидеть Ясона, я не могу найти у себя в сердце ненависти или недоверия к его жене. Я догадываюсь, что Бог Любви развлекается, превращая в дур самых добрых, самых разумных и самых верных представительниц нашего пола.
Они расцеловали друг друга в обе щеки, и Медея послала Аталанту вперед, чтобы передать старой Ифиас тайное предостережение: богиня Артемида лично движется в Иолк, чтобы наказать Пелия за то, что осквернил ее святилище, когда силой увел оттуда Гипсипилу, царицу Лемноса — Ифиас должна очиститься и быть готова вместе со всеми своими девами Рыбами встретить Богиню, входящую в город на рассвете. Аталанте надлежало сказать:
— Не страшись, Ифиас, какие бы чудеса ты ни увидела. Ибо Богиня, которая явилась мне во сне, имеет самый что ни на есть ужасный вид. Она движется сюда из туманного края воинственных рыжеволосых гипербореев, с большого треугольного острова, лежащего к северу от Галлии, изобилующего рыжим скотом. И не удивляйся, если она поведет лицемерные речи, выказывая любовь и нежность к неистовому Пелию. Ибо она любит возвысить прежде, чем низвергнет, дабы еще больше было падение.
Аталанта вошла в город, и стража не остановила ее, ей известен был тайный ход под стенами, который вел в святилище Артемиды. Она предупредила Ифиас, повторив слова Медеи, чего следует ожидать на заре.
Между тем Медея раздобыла у пагасейского крестьянина ягненка мужского пола и усыпила его тем же одурманивающим средством, которое применила против Прометеева Змея. Затем укрыла ягненка внутри полой статуи, а статую поставила на легкие салазки, которые нашла в морском складе. Фракийских девушек она вырядила во все то, что позаимствовала у аргонавтов, выбелив им сперва лица гипсом, а ладони и ступни выкрасив киноварью. Затем она повела их по береговой дороге из Пагасов в Иолк, и они по очереди несли сзади Богиню, пока не оказались у городских стен.
Они никого не встретили на дороге, ибо то была недобрая ночь для Фтиотиды — единственная в году ночь, когда духам позволено свободно разгуливать повсюду, а благоразумные люди сидели дома. Но Медея не боялась духов, и чуть забрезжила заря, дала девушкам пожевать плюща, который их одурманил, а сама издала безумный вопль и повела их, пришедших в неистовство, к воротам. На лице статуи Артемиды была нарисована радостная улыбка и неумолимо гневная гримаса, Медея же была одета со всем блеском и великолепием колхидской жрицы Бримо, а лицо закрыла золотой маской коршуна. Но под маской лицо ее было изрисовано морщинами, чтобы ее можно было принять за столетнюю каргу, и она надела парик того желтовато-белого цвета, какой приобретают волосы в преклонном возрасте; руки ее также были изрисованы морщинами, и она хромала на одну ногу. Испуганные часовые с воем бежали со своих постов, но Ифиас и ее девы Рыбы с нетерпением выбежали из святилища, чтобы отворить ворота своей Богине.