Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Мелеагр был в затруднении. Самый молодой среди аргонавтов, он был, однако, одним из самых высоких и сильных среди них, с курчавыми черными волосами и правильными чертами лица, довольно меланхолическое выражение которого делало его особенно привлекательным для женщин. Несколько из них набросились на него, схватив его за колени и за руки. Он высвободился осторожно, но решительно.

— Летите в другое место, прелестные пчелки, — сказал он. — В этом цветке меду не осталось.

Они улыбнулись ему, поцеловали его и снова отступили, полагая в душе, что он куда менее наделен мужской силой, чем кажется. Аталанта укрепила их в этом:

— Мелеагр Калидонский — сын царя, — сказала она, — но ни разу еще он не был способен удовлетворить женщину. Его отец, царь Ойней, разгневал однажды некую ревнивую богиню. Если вам нужен возлюбленный, достойный вас, прекрасные девушки, спуститесь на берег, и там найдете свое счастье!

Они с Мелеагром сели рядышком, отдельно от остальных, и сами обслужили себя булькающими похлебками во множестве закопченных горшков у огромного очага, или жареным мясом на множестве железных вертелов. Все общество почти не обращало на них внимания, и после того, как они наелись и напились, они вежливо простились с царицей Гипсипилой. Она рассеянно кивнула им, поглощенная рассказом Ясона о его плавании в Додону, и уверила его, что весь остров в их распоряжении. В уголках зала уже начались любовные игры, и Аталанта сочла постыдным для себя оставаться там.

Ифиноя, смешивавшая вино с водой в кувшинах, подаваемых ей женщинами, проскользнула за Мелеагром и Аталантой.

— О, царевич Мелеагр, — воскликнула она, — куда ты направляешься?

Он ответил:

— Мы с Аталантой отправляемся на охоту.

— Дорогие, — сказала она, — если ваша охота приведет вас на берег, умоляю вас, передайте послание тому темноглазому мальчику. Скажите ему, что я буду ждать его в полночь в пещере над пляжем близ зарослей ежевики и каперсов.

— Я ничего не сделаю с большим удовольствием, — сказал Мелеагр. — Вы послали еды и питья Геркулесу?

— Да, — ответила она, — пылкие женщины, которых ты отверг, взяли это дело в свои руки. Они несут ему целую жареную овцу, бычью ногу, тушеного гуся с ячменем — нет, двух гусей — и шесть галлонов вина. Я сдобрила вино размолотыми семенами мака. Если все это его не усыпит, он — куда большее чудо, чем можно судить по его угрожающей внешности.

Аталанта и Мелеагр вышли через городские ворота, уверенные, что темные леса, которые раскинулись позади на холмах, изобилуют дичью. Но сперва они спустились к «Арго», чтобы передать, если удастся, послание Ифинои. Издали они увидели огромную толпу женщин, жужжавших вокруг Геркулеса, словно осы вокруг упавшего кусочка медовых сот — не только тех, которых отверг Мелеагр, но и всех, которые оказались недостаточно удачливы, чтобы обзавестись возлюбленным — или хотя бы разделить его с другими — в зале.

— Увы, бедняга Геркулес, — улыбаясь сказала Аталанта. — Ему не удастся приласкать одну или двух девиц, не разгневав пятьдесят.

— Геркулес успешно совершал более тяжкие подвиги, чем даже этот, — ответил Мелеагр с кислой улыбкой. — Но интересно, а где же Гилас? Ты его не видишь?

Аталанта описала широкий круг, чтобы избежать внимания Геркулеса, проплыв немного и прошагав вброд, приблизилась к «Арго», где, как она догадывалась, был заточен Гилас. Она заглянула за фальшборт — да, Гилас был там, безмолвно плачущий и неспособный пошевелиться: чтобы нарушить его планы в отношении Ифинои, Геркулес усадил его в огромный медный котел на корабле и завернул края у котла, как заворачивают края фигового листа, укладывая на него маленькую рыбку. Никто, только сам Геркулес своими ручищами или какой-нибудь кузнец тяжелыми и гулкими ударами большого молота, не мог теперь освободить его. Тем не менее Аталанта прошептала свое послание и вернулась тем же путем, что и пришла. Она все еще была в воде, хотя и далеко от корабля, когда что-то гулко ударило по ее кожаному шлему и сбило его. Она услыхала мощный рык Геркулеса:

— Хо-хо! Я, как всегда, попал!

Это он играючи запустил в нее большой берцовой костью овцы.

Два дня спустя Геркулес проснулся с жуткой головной болью и схватил дубину, которая оказалась под рукой. Он ошарашенно огляделся и увидал остатки пиршества, несколько сломанных гребней, разорванные женские одежды и наспех сколоченный алтарь, заваленный обугленными плодами и зерном. А где же его дорогой Гилас? Он начал неистовствовать и выть, маковое семя и вино затуманили его память, детские голоса звучали в его голове особенно пронзительно и назойливо. Он собирался умчаться, чтобы поймать Ифиною и вышибить из нее мозги, когда услыхал, как с «Арго» к нему жалобно взывает Гилас:

— Геркулес, Геркулес! Выпусти меня, выпусти меня!

Геркулес рассмеялся от удовольствия, с треском прыгнул на корабль, побежал к Гиласу и разогнул котел, а затем крепко обнял мальчика, покрывая его лицо слюнявыми поцелуями, так огромный мастиф лижет лицо ребенку своего хозяина, пока тот не завопит от страха. Он сделал паузу, потом спросил: