Утомленные гребцы просунули свои весла в весельные отверстия, и Геркулес взял весло Ясона из его онемевшей руки. «Арго» снова рванулся вперед, и Идмон направил его в лагуну. Здесь они бросили якорь, сошли на прибрежную траву и начали собирать сухое прибойное дерево для костра, который Авгий развел своими палочками; он был самый большой мастак в Греции разводить огонь в сырую или ветреную погоду, хотя никто не догадался бы об этом, глядя на его пухлые руки и ленивые движения. Они наполнили корабельный котел речной водой, чтобы сварить в ней дюжину больших рыб, которых поймал Тифий, забрасывая удочку с поплавком и наживкой позади корабля; но он был так слаб, что звал Гиласа втаскивать в лодку каждую рыбу, которая клевала. Рыба, сваренная с ячменной кашей и душистыми травами, хорошо всех согрела, но Геркулес объявил, что хотя речной ил мог и не испортить вкуса кушанья, ему нужна чистая вода хотя бы для того, чтобы разбавить вино. Другие аргонавты слишком устали, чтобы обращать внимание на то, что они пьют; однако Гилас вызвался отыскать чистый родник и принести Геркулесу воды. Он снова взобрался на «Арго» за кувшином, но заодно прихватил и мешок с серебряной пряжкой, золотыми украшениями и запасом мяса и фиг. Наконец-то ему представилась возможность бежать! Все аргонавты, кроме Геркулеса, слишком устали, чтобы его преследовать, а Геркулеса, он был уверен, он сможет провести.
— Будь осторожен, мой дорогой! — сказал Геркулес. — Держись берега реки, а если встретишься с опасностью, немедленно беги обратно и зови на помощь! Но сперва подойди поцелуй меня!
Гилас наградил Геркулеса необычайно пылким поцелуем, надеясь отвлечь его внимание от мешка. Геркулес ничего не заподозрил, и когда Гилас исчез за поворотом прибрежной тропы, испустил мощный вздох, подобный первому порыву ветра, предвещающему шквал.
— Ах, как этот мальчик меня любит! — вскричал он. — Ты мне не завидуешь, Идас? А ты, Зет? Линкей, у которого самое острое зрение среди всех живущих, Аргус, Навплий, Орфей, брат мой Полифем, который, не считая меня, больше всех из присутствующих странствовал, Аталанта, которой, как женщине, можно доверять, что она скажет без обиняков, — видел ли когда-либо кто-либо из вас мальчика, более красивого, лучше воспитанного, более приятного или более нежного?
— О, конечно, нет, благороднейший Геркулес! — ответили они хором. Но Тифий кротко сказал:
— Осторожней, Геркулес, не разбуди зависть какого-нибудь бога! Не что иное, как точно такая же легкомысленная похвала побудила Зевса похитить юного троянца Ганимеда. Позволь мне отвратить опасность от Гиласа некоторым к нему пренебрежением. Нос у него немного короток, рот, пожалуй, слишком велик, и он манерно выгибает мизинец, когда пьет.
— Мне нравятся короткие носы, рот у него совершенной формы, и если ты скажешь еще слово по поводу того, как он изысканно пьет, я сделаю из своей дубинки пестик и растолку тебя в порошок.
— Хорошо, хорошо, — сказал Тифий, — я отказываюсь от своих слов, сказанных с добрыми намерениями.
— Забудь о своих добрых намерениях и держись правды, — отрезал Геркулес, — правда — великая вещь, и всегда победит. — Затем он вспомнил о сломанном весле и сказал своим спутникам: — Пойду-ка я вырежу себе весло; настоящее весло, которое ни за что не расколется надвое. Когда Гилас вернется, брат Полифем, присмотри, чтобы он хорошо поел и выпил чуточку вина, но не слишком много. Я считаю, что ребенку вредно пить вино в больших количествах.
Геркулес удалился, с грохотом подыскивая подходящую сосну, но не нашел ничего подходящего. Каждое дерево было либо слишком маленьким, либо слишком большим, или у него оказывалось слишком много ветвей, или оно было кривое. Когда стемнело, он вернулся в мрачном настроении и потребовал факел. Полифем поспешно зажег для него факел, и верзила снова ушел. Прошло часа два или около того, прежде чем он нашел сосну, которая ему подошла, — великолепное дерево, прямое и стройное, как тополь, растущее на краю темной рощи. Он подрыл корни дерева дубиной, а затем, согнувшись и широко расставив ноги, яростно дернул его, и наконец с треском вырвал, на корнях дерева висели комья земли, каждым из которых можно было бы нагрузить тележку. Затем, стряхнув землю, верзила взвалил дерево себе на плечо и неуклюже потопал назад к костру.
— Дайте мне топор! — прокричал он. — Я хочу вытесать себе весло, прежде чем пообедаю. И, Аргус, потрудись проделать для меня новое весельное отверстие в два раза шире прочих!
Он тесал и строгал, мощно крякая, и вдруг крикнул:
— Гилас! Эй, Гилас, дорогой мой, подойди и посмотри, что я делаю!
— Гилас еще не вернулся, благородный брат, — сказал Полифем. — Не пойти ли мне и не поискать ли его?
— Еще не вернулся?! Что ты имеешь в виду, говоря «еще не вернулся»? — прогремел Геркулес. — Не смей меня дразнить, пожалуйста. Я очень чувствителен, пока хорошенько не поем и не попью.
— Это не шутка, — сказал Полифем. — Гилас ушел с кувшином и не вернулся. Не пойти ли мне его искать, пока ты заканчиваешь весло?