В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена,
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени гнусной и позорной
И всякой мерзости полна.
О! Недостойная избранья, ты избрана,
Скорей омой себя водою покаянья.
Да гром двойного наказанья
Не грянет над твоей главой.
С душой коленопреклоненной,
С главой лежащею в пыли,
Молись молитвою смиренной
И раны совести растленной
Елеем плача исцели.
И встань потом, верна призванью,
И бросься в пыл кровавых сеч,
Держи стяг божий крепкой дланью,
Рази мечом,— то божий меч!
Н. Д. Старов прислал М. Лазаревскому написанное слово, сказанное им в честь мою на обеде у графини Настасьи Ивановны Толстой. Как вещь дорогую для меня, заношу его в мой журнал.
ПРИЗНАТЕЛЬНОЕ СЛОВО Т. Г. ШЕВЧЕНКУ
Несчастие Шевченка кончилось. А с тем вместе уничтожилась одна из вопиющих несправедливостей. Мы не нарушим скромности тех, чье участие способствовало этому добру и приобрело благодарность всех сочувствующих достоинству блага... Мы скажем, что нам отрадно видеть Шевченка, который среди ужасных, убийственных обстоятельств, в мрачных стенах казармы смердячей, не ослабел духом, не отдался отчаянию, но сохранил любовь к своей тяжкой доле потому, что она благородна. Здесь великий пример всем современным нашим художникам и поэтам, и уже это достойно обессмертить его!..
Позвольте же предложить тост признательности за Шевченка, который своими страданиями поддержал то святое верование, что истинно нравственную природу-человека не в силах подавить никакие обстоятельства!.. 12 апреля 1858.
В. М. Белозерский познакомил меня с профессором Кавелиным. Привлекательно-симпатическая натура.
Тот же Белозерский познакомил меня с тремя братьями Жемчужниковыми. Очаровательные братья!
Вечером в цирке-театре слушал оперу «Жизнь за царя». Гениальное произведение! Бессмертный М. И. Глинка! Петров в роли Сусанина попрежнему хорош, и Леонова в роли Вани хороша, но далеко не Петрова, которую я слышал в 1845 году.
Получил милейшее письмо от милейшего Сергея Тимофеевича Аксакова, на которое буду отвечать завтра: сегодня я увлекся своею «Лунатикою». Если бы не помешал обязательный Сошальский, то я кончил бы «Лунатику». Но, увы! Нужно было оставить невещественное слово и приняться за вещественное дело, то есть за увесистый обед.
Вечером, с тем же обязательным Сошальским, поехали мы к милой и талантливо-голосистой певице, мадмуазель Грубнер. Там встретился я с Бенедиктовым, Даргомыжским и с архитектором Кузьминым, старым и хорошим знакомым. Музыкальное наслаждение заключилось смешным и приторным мяуканьем Даргомыжского. Точно мышонок в когтях кота. А ему аплодируют. Странные люди эти меломаны. А еще страннее такие певцы, как Даргомыжский.
Вчера Сошальский пригласил меня с Михайлом на борщ с сушеными карасями и на вареники. А сегодня графиня Настасья Ивановна просит запиской к себе обедать и обещает познакомить с декабристом бароном Штейнгелем. Мы предпочли декабриста борщу с карасями и за измену были наказаны бароном: он не пришел к обеду. Одичалый барон!
За обедом познакомился я с адмиралом Голенищевым, адмирал — товарищ графа Федора Петровича. Простой и, кажется, хороший человек.
Вечер провел у Галагана. Он прочитал описание своего будинка, збудованого им в старом малороссийском вкусе, в Прилуцком уезде. Барская, но хорошая и достойная подражания затея.
Обедал у К. Д. Кавелина и там же познакомился с Галаховым, составителем русской хрестоматии.
Без всякой цели до обеда шлялся по городу. Вечером пошел в театр. Спектакль вообще был хорош, а увертюра «Вильгельма Телля» очаровательна. Хваленый тенор Сетов ниже всякой посредственности, просто дрянь, а ему аплодируют. Семен в роли отца Линды де Шамуни очень хорош.
Из театра зашел к Белозерскому и застал у него К. Д. Кавелина. С разговором о минувшей и будущей судьбе славян мы перешли к психологии и философии и просидели до трех часов утра. Школьничество. Но очаровательное школьничество!
Тоже без всякой цели шлялся до обеда, только уже не один, а с Семеном. Вечером, с Семеном же, пошли к землячке М. Л. Мокрицкой и до второго часу с удовольствием переливали из пустого в порожнее.
Вчера условились мы с Семеном, чтобы сегодня, часу в первом, ехать посмотреть дачи. Ровно до двенадцати часов была погода хорошая, потом пошел дождь, затяжной, как его называют. Мы просидели весь день дома, читали Гумбольдта «Космос» и, глядя в окно, повторяли поговорку: «Вот те, бабушка, и Юрьев день!»