Собрание сочинений в 5 томах. Том 5.

От 10 до 12 часов Семен с своим учеником пел разные дуэты, а Александра Ивановна им аккомпанировала на фортепияно, а я слушал и по временам аплодировал. С каким трепетным наслаждением я воображал подобную сцену в Новопетровском укреплении. А теперь, когда осуществилось мое лихорадочное ожидание, я смотрю и слушаю, как самую обыкновенную вещь. Странный человек вообще, в том числе и я. После дуэтов вышли мы с Семеном на улицу без всякой цели. Зашли случайно в музыкальный магазин Пеца, поболтали и потом зашли к художнику Соколову, полюбовались рисованными нашими земляками и землячками и пошли к Дзюбину; не застали дома. Зашли к М. Лазаревскому, тоже не застали дома. Возвратились к Семену и, дождавшись Юзефовича с семейством, принялася обедать.

8 [мая]

Написал письмо Н. А. Брылкину, отослал на почту и собрался идти в Эрмитаж работать, как вошли Н. Курочкин и Вильбоа. План мой внезапно изменяется. Вместо Эрмитажа пошли мы к Семену потолковать насчет постановки на сцену оперы Вильбоа. Семена не застали дома. Зашли к Софье Федоровне — то же самое. Зашли в трактир, пообедали и разошлись.

9 [мая]

Было намерение вытащить Дзюбина в Павловск. Оя не согласился, и я пустился пешком на Крестовский к Старову. В ожидании обеда обошел с Ноздровским половину Крестовского и Петровского острова. Пообедал и пешком же возвратился домой.

Вечером были с Семеном у миленькой Гринберг. Она много и прекрасно пела. Досадно, что она мала ростом, для сцены не годится, а какая бы славная, пламенная была актриса...

10 [мая]

Начал работать в Эрмитаже. В добрый час сказать, в худой помолчать. Во втором часу пошел на Английскую набережную проводить Сухомлинова за границу. Простившись с Сухомлиновым, зашел к Н. И. Петрову;

у него случился билет для входа в Исаакиевский собор, и мы отправились, и нас не впустили, потому что билет подписан Васильчиковым, а не Гурьевым. Китайский резон.

11 [мая]

Работал в Эрмитаже до трех часов. Обедал с Желяковским у Белозерского, и за успех будущего польского журнала «Слово» выпили бутылку шампанского. Вечером с Семеном отправились к графине Н. И. Толстой и возвратились в четыре часа утра. К великой радости хозяйки, последний весенний вечер был оживлен как обыкновенно и необыкновенно весел. Семен и мадмуазель Гринберг были душою общей радости.

12 [мая]

Проводил Грицька Галагана в Малороссию и пошел к графине Настасье Ивановне с целью устроить себе постоянную квартиру в Академии. Она обещает, и я верю ее обещанию. Расставшись с Н. И., зашел ненадолго к художнику Микешину и потом к Глебовскому. Счастливые юноши и пока счастливые художники!

По приглашению Троцины и прочих земляков пришел я к Дюссо в 5 часов обедать и неожиданно встретил нижегородских моих приятелей, Лапу и Бабкина. После обеда ездили с Троциною и Макаровым кое-куда неудачно.

13 [мая]

Заказал медную доску. По дороге зашел к Курочкину и не застал дома. Зашел к землячке Гресевич. То же самое. Зашел к Градовичу и в дверях встретил сестру Троцины, сегодня возвратившуюся из-за границы. Свежая и здоровая. Поездки за границу старых больных дев без прислуги должно принять за нормальное лекарство.

DO BRATA TARASA SZEWCZENKI

Wieszczu ludu — ludu synu,

Tyś tem dumny, boś szlachetny.

Bo u skroń twych liść wawrzynu

Jak ton pień twych, smutny, świetny.

Dwa masz wieńce, męczenniku,

Oba piękne, chociaż krwawe —

Boś pracował nie na sławę,

Lecz swe braci słuchał krzyku.

Im zamknięto w ustach jęki —

Achl І jęk im liczon grzechem!

Tyś powtórzył głośnem echem

Zabronionych jęków dźwięki.

I nad każdym tyś przebolał

I przepłakał nim urodził, —

Lecz duch z wyżyn cię okolał

I duch pierś twą oswobodził.

Smutny wieszcżu! patrż cud słowa!

Jako słońca nikt nie schowa,

Gdy dzień wzejdzie — tak nie może

Schować słowa nikt z tyranów; —

Bo i żłowo jest też boże

I ma wieszczów za kapłanów.

Jak przed grotem słońca pryska

Ciemnej nocy mrok i chłód,

Tak zbawienia chwila bliska,

Kiedy wieszczów rodzi lud!

Antoni Sowa

Забіліли сніги, заболіло тіло, ще й головонька,

Та ще й головонька.

Ніхто не заплаче по білому тілу, по бурлацькому,

Та й по бурлацькому:

Ні отець, ні мати, ні брат, ні сестриця, ні жона його,

Та й ні жона його,

Ой тілько заплаче по білому тілу товариш його,

Та й товариш його.

«Прости мене, брате, вірний товаришу, може я умру.

Та й може я умру.

Зроби мені, брате, вірний товаришу, з клен-древа труну,

Та з клен-древа труну.

Поховай мене, брате, вірний товаришу, в вишневім саду.

Та в вишневім саду,

В вишневім садочку, на жовтім пісочку під рябиною,

Та й під рябиною.

Рости, рости, древо тонке, високеє, кучерявеє,

Та й кучерявеє;

Та іспусти гілля зверху до коріння, лист додолоньку,

Та й лист додолоньку;

Покрий теє тіло бурлацькеє біле ще й головоньку,

Та ще й головоньку.

А щоб теє тіло бурлацькеє біле та й не чорніло,

Та й не чорніло,

Од буйного вітру, от ясного сонця та й не марніло,

Та й не марніло.

Вечером был у Желяковского, и он мне записал свое прекрасное стихотворение. А Каменецкий записал малороссийскую песню. Первая песня, которую я знаю без рифмы.