Собрание сочинений в 50 томах. Том 21. Анж Питу

— Я послушаюсь вас. Возвращайтесь на свой пост.

— Увы, государыня, вы гневаетесь на меня? — спросил граф, глядя на королеву печальными глазами, в которых светилась неизъяснимая любовь.

— Нет. Дайте руку.

Граф с поклоном протянул королеве руку.

— Я должна вас побранить, — сказала Мария Антуанетта, пытаясь улыбнуться.

— За что, государыня?

— Как же: ваш брат служит мне, а я узнаю об этом случайно!

— Я не понимаю.

— Сегодня вечером молодой офицер гусарского полка Бершени…

— А, мой брат Жорж!

— Отчего же вы никогда ни словом не обмолвились об этом юноше? Почему у него такой низкий чин?

— Оттого, что он еще совсем юн и неопытен; оттого, что он не заслужил права командовать; оттого, наконец, что, если вашему величеству было угодно снизойти до меня, носящего имя де Шарни, и почтить меня своей дружбой, это отнюдь не означает, что мои родственники должны делать карьеру в ущерб множеству отважных молодых людей, куда более достойных, нежели мои братья.

— Значит, у вас есть и другие братья?

— Нас три брата, государыня, и все готовы умереть за ваше величество.

— А третий брат ни в чем не нуждается?

— Ни в чем, государыня; мы имеем счастливую возможность положить к ногам вашего величества не только жизнь, но и состояние.

В тот самый миг, когда граф, с трепетом взирая на свою милостивую и величавую покровительницу, произносил эти слова, а королева внимала ему, потрясенная его предупредительностью и бескорыстием, из соседней комнаты донесся стон, заставивший их обоих вздрогнуть.

Королева поднялась, подбежала к двери, открыла ее и громко вскрикнула.

На ковре корчилась в ужасных судорогах какая-то женщина.

— Ах! Это графиня! — прошептала Мария Антуанетта на ухо графу. — Неужели она слышала наш разговор?

— Нет, ваше величество, — отвечал граф. — Иначе она дала бы вам знать о своем присутствии.

И, бросившись к Андре, он поднял ее с ковра и прижал к себе.

Королева, бледная, снедаемая тревогой, холодно смотрела на них, не двигаясь с места.

Часть вторая

I ТРОЕ

Андре постепенно оживала; она не знала, откуда пришла помощь, но чутье подсказывало ей, что рядом кто-то есть.

Ухватившись за нежданную опору, она встала.

Да, телесные силы возвращались к ней, но не сознание; еще несколько минут все качалось и плыло у нее перед глазами словно в полусне.

Пробудив ее к жизни физической, Шар ни старался пробудить в ней сознание. Но страшное, сосредоточенное безумие не хотело отступать.

Наконец широко раскрытые, блуждающие глаза Андре остановились на нем и, в полубреду, не узнавая поддерживающего ее человека, она вскрикнула и резко оттолкнула его.

Все это время королева старательно отводила глаза; она, женщина, она, которой подобало утешить, ободрить страдалицу, отвернулась от нее.

Шарни подхватил отчаянно отбивавшуюся Андре на руки и, обернувшись к королеве, чопорно и безучастно стоявшей в стороне, сказал:

— Простите, ваше величество; без сомнения, произошло нечто чрезвычайное. Госпожа де Шарни не склонна к обморокам, и сегодня я впервые вижу ее без сознания.

— Неужели ей так дурно? — спросила королева, смутно подозревая, что Андре слышала весь разговор.

— Да, ей, верно, сделалось дурно, — ответил граф, — поэтому я прошу у вашего величества позволения отвезти ее домой. Ей нужен женский уход.

— Ступайте, — сказала королева и протянула руку к звонку.

Но, услыхав колокольчик, Андре напряглась и воскликнула в бреду:

— О, Жильбер! О, этот Жильбер!

При звуке этого имени королева вздрогнула, а изумленный граф опустил жену на софу.

Дверь открылась; вошел слуга.

— Уже ничего не нужно, — сказала королева и жестом отослала его.

Когда слуга вышел, королева и граф внимательно поглядели на Андре. Глаза ее были закрыты; казалось, она вновь погрузилась в беспамятство.

Господин де Шарни, стоя на коленях перед софой, поддерживал жену, чтобы она не упала.

— Жильбер! — повторила королева. — Кто это?

— Хорошо бы выяснить.

— По-моему я уже слышала это имя, — сказала Мария Антуанетта, — и, кажется, как раз от графини.

Андре, даже в полуобмороке почувствовав, что королева может вспомнить нечто для нее опасное, открыла глаза, воздела руки к небу и с трудом встала.

Ее взгляд, уже осмысленный, упал на г-на де Шарни. Она узнала мужа, и глаза ее засветились лаской.

Но, словно считая это невольное проявление чувств недостойным ее спартанской души, Андре отвела глаза и заметила королеву.

Она поклонилась Марии Антуанетте.

— О Боже! Что с вами, сударыня? — спросил г-н де Шарни. — Вы так меня напугали: вы, такая сильная, такая храбрая, и вдруг упали в обморок?

— Ах, сударь, — отвечала она, — в Париже творятся такие страшные дела; уж если даже мужчины трепещут, то женщине простительно лишиться чувств. Вы уехали из Парижа! О, вы поступили правильно.

— Великий Боже! Графиня, — сказал Шарни с сомнением в голосе, — неужели все это из-за меня?

Андре снова взглянула на мужа и королеву, но ничего не ответила.

— Разумеется, граф. Какие могут быть сомнения? — заметила Мария Антуанетта. — Графиня ведь не королева; она вправе тревожиться за мужа.

Шарни уловил в этой фразе затаенную ревность.