Собрание сочинений в 50 томах. Том 3. Две Дианы

— Приснилось? Вот протокол, господин виконт. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дьявола забавляло принимать мое обличье. Но вы же первый разуверили меня в этом, а к тому же я больше не встречаю своего призрака-двойника. Мой духовник тоже разуверил меня в этом… И теперь нарушителем всех законов, преступником, нечестивцем и негодяем оказываюсь я, как все меня уверяют. Ну что ж, и я в это верю… Лишь вам одному я смею сказать, что я одержимый, что иногда в меня вселяется бес…

— Да нет же, мой бедный Мартин, — смеясь, возразил Габриэль, — как я замечаю, ты просто с некоторых пор стал прикладываться к бутылочке, и тогда у тебя двоится в глазах.

— Но я пью одну только воду, господин виконт, только воду! Разве что здешняя вода из Сены ударяет мне в голову.

— Ну, а в тот вечер, коща тебя отнесли пьяного на паперть?

— Боже мой, да я в тот вечер мирно улегся спать, утром встал такой же непорочный, как лег, и только от вас узнал, как провел ночь. То же самое повторилось и в ту ночь, когда я поранил великолепного стража… То же самое было и вчера, когда я совершил это мерзейшее покушение!.. А между тем по моей просьбе Жером запирает меня снаружи на засов, ставни же я скрепляю тройной цепью! Но ничего не помогает. Видимо, я среди ночи встаю и начинаю жить гнусной жизнью лунатика. Проснувшись, я спрашиваю себя: "Что я за ночь натворил?" Выхожу, узнаю об этом от вас или из рапортов сторожей и тут же иду облегчить свою совесть исповедью. А духовник из-за непрерывных моих грехов уже отказывается их отпускать. Я только тем и утешаюсь, что пощусь и ежедневно по нескольку часов умерщвляю свою плоть, изо всех сил бичую себя плеткой. Но предвижу, что все-таки умру нераскаявшимся грешником.

— Надейся лучше, Мартин, на то, что полоса эта кончится и ты станешь прежним Мартином, благоразумным и степенным, — сказал виконт. — А до тех пор выслушай своего хозяина и точно исполни его приказ. Разве могу я дать тебе провожатого? Ты ведь прекрасно знаешь, что это строжайшая тайна и посвящен в нее только ты.

— Будьте уверены, господин виконт, я сделаю все, что в моих силах. Но я не могу за себя ручаться, предупреждаю вас.

— Право же, Мартин, это мне надоело! Да почему же?

— Потому, что у меня случаются провалы в памяти, господин виконт. Например, я думаю, что я где-то в одном месте, а оказывается, я в другом; я думаю одно, а делаю другое. Недавно на меня наложили эпитимью: прочитать тридцать раз "Отче наш" и тридцать — "Богородицу". Я решил ее утроить и остался в церкви Сен-Жерве, где более двух часов перебирал четки. И что же? Возвращаюсь сюда и узнаю, что вы посылали меня отнести записку и что я даже принес на нее ответ. А на другой день Жасента бранит меня за то, что я накануне слишком вольно вел себя с нею. И так повторялось трижды, господин виконт! Как же вы хотите, чтобы я на себя полагался? Наверняка иной раз в моей шкуре сидит кто-то другой вместо мэтра Мартина…

— Хорошо, за все буду отвечать я, — нетерпеливо сказал Габриэль. — До сих пор ты умело и точно исполнял мои распоряжения, а поэтому и сегодня окажешься молодцом. И знай, что ответ этот принесет мне счастье или же ввергнет в отчаяние.

— О, господин виконт, если бы только не эти дьявольские козни!..

— Ты опять за свое! — перебил его Габриэль. — Мне надо уходить, а ты отправляйся через час. И вот еще что: ты знаешь, что со дня на день я жду из Нормандии кормилицу Алоизу. Если она приедет в мое отсутствие, отведи ей комнату, смежную с моей, и прими ее как хозяйку дома. Запомнишь?

— Запомню, господин виконт.

— Итак, Мартин: быстрота, тайна, а главное — присутствие духа.

Мартин ответил глубоким вздохом, и Габриэль вышел из дома.

Через два часа, рассеянный и озабоченный, он вернулся обратно, но, увидев Мартина, тут же рванулся к нему, выхватил у него из рук письмо, жестом отпустил его и принялся читать:

"Возблагодарим Бога, Габриэль, король уступил, мы будем счастливы. Вы, вероятно, слыхали уже о прибытии из Англии герольда, объявившего нам войну от имени королевы Марии, а также о крупном наступлении, готовящемся во Фландрии. Эти два события, грозные, может быть, для Франции, благоприятствуют нашей любви, Габриэль, потому что усиливают влияние молодого герцога де Гиза и ослабляют влияние старого Монморанси. Король еще колебался, но я молила его. Я сказала, что Вы вернулись ко мне, что Вы человек знатный и доблестный… я Вас назвала — будь что будет!..