Собрание сочинений в 50 томах. Том 4. Королева Марго

Маргарита запахнула халат на своем батистовом пеньюаре, пестревшем кровяными пятнами. Это стыдливое женское движение напомнило Ла Молю, что он держал в своих объятиях и прижимал к своей груди эту красивую, горячо любимую им королеву, и легкий румянец стыда мелькнул на бледных щеках юноши.

— Ваше величество, — слабым голосом проговорил он, — разве вы не можете передать меня на излечение какому-нибудь хирургу?

— Хирургу-католику, да? — спросила королева таким тоном, что Ла Моль вздрогнул.

— Разве вы не знаете, — продолжала Маргарита с неизъяснимой теплотой в голосе и взгляде, — что в воспитание королевских дочерей входит изучение свойств растений и умение приготовлять целебные бальзамы? Во все времена обязанностью королев и женщин было облегчать страдания. И — как, по крайней мере, уверяют наши льстецы — мы не уступим любому хирургу. Разве до вас не доходили слухи о моем искусстве врачевания? Ну, Жийона, примемся за дело!

Ла Моль еще пытался сопротивляться, повторяя, что предпочитает умереть, чем возлагать на королеву такой труд, что ее заботы, вызванные состраданием, могут после возбудить отвращение к нему. Но это сопротивление только истощило его силы — глаза его закрылись, голова откинулась назад, и он опять лишился чувств.

Маргарита подняла выпавший у него из руки кинжал, быстро перерезала им шнуры на колете, в то время как Жийона распорола или, вернее, взрезала рукава.

Затем Жийона взяла льняную тряпочку, намочила ее в холодной воде и смыла кровь, сочившуюся из плеча и груди молодого человека, а Маргарита, взяв золотой зонд, начала так осторожно, так умело исследовать раны, что это сделало бы честь самому Амбруазу Парэ.

Рана в плече оказалась глубокой, удар же в грудь пришелся по ребрам и задел только мускулы; но ни одна из этих ран не повредила того естественного панциря, который предохраняет легкие и сердце.

— Рана болезненная, но не смертельная, Acerrimum humeri vulnus, non autem lethale, — прошептала ученая красавица. — Дай мне бальзам, Жийона, и приготовь корпию.

Между тем Жийона, не дожидаясь распоряжения королевы, насухо вытерла и надушила грудь молодого человека, его точеные руки, красиво развернутые плечи и шею, прикрытую густыми кудрями, больше походившую на шею статуи из паросского мрамора, чем на часть тела израненного, чуть живого молодого человека.

— Бедняга, — прошептала Жийона, любуясь не столько делом своих рук, сколько самим объектом их стараний.

— Красив, не правда ли? — спросила Маргарита с царственной откровенностью.

— Да, мадам; но, по-моему, не следовало бы оставлять его на полу; нужно поднять его и положить на диван.

— Верно, — ответила Маргарита.

Обе женщины нагнулись, общими усилиями приподняли Ла Моля и положили его на широкую софу с резной спинкой, стоявшую у окна, которое они приоткрыли, чтобы раненый дышал чистым воздухом.

Ла Моль, разбуженный этим перемещением, вздохнул и открыл глаза. Теперь он находился в том блаженном состоянии, какое испытывает раненый, возвращаясь к жизни и чувствуя вместо жгучих болей полное успокоение, а вместо теплого, противного запаха крови — благоухание бальзамов. Он начал лепетать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыбкой приложила свой пальчик к его губам.

Послышался стук в дверь.

— Это стучатся у потайного хода, — сказала Маргарита.

— Кто б это мог быть? — спросила Жийона.

— Я пойду посмотрю, а ты останься здесь и не отходи от него ни на одну минуту.

Маргарита затворила дверь в кабинет, вернулась к себе в комнату и отперла дверь потайного хода.

— Госпожа де Сов! — воскликнула она, отшатываясь от баронессы под влиянием скорее чувства вражды, а не страха, как бы оправдывая мнение, что женщина никогда не прощает другой женщине, отнявшей у нес хотя бы и нелюбимого мужчину.

— Да, это я, ваше величество! — промолвила г-жа де Сов, умоляюще складывая руки.

— Вы здесь, баронесса? — продолжала Маргарита, все больше изумляясь и в то же время повышая голос.

Шарлотта упала на колени.

— Ваше величество, простите, — заговорила она, — я сознаю, как я перед вами виновата. Но если бы вы знали!.. Не вся вина лежит на мне, был и особый приказ королевы-матери!

— Встаньте, — сказала Маргарита. — Я полагаю, вы явились не для того, чтобы оправдываться передо мной! Встаньте и говорите, зачем вы пришли.

— Ваше величество, я пришла… — с блуждающим взглядом говорила Шарлотта, продолжая стоять на коленях, — я пришла, чтобы узнать: не здесь ли он?…

— Кто? О ком вы говорите?.. Не понимаю.

— О короле.

— О короле? Вы бегаете за ним даже ко мне? Вы же отлично знаете, что здесь он не бывает.

— Ах, ваше величество! — продолжала баронесса, не отвечая на эти колкие слова и, видимо, даже не осознавая их истинного смысла. — Дай Бог, чтоб он был здесь!

— Почему?

— Ах, Боже мой! Да потому, что избивают гугенотов, а он их глава.

— О, я забыла об этом! — воскликнула Маргарита, хватая за руку г-жу де Сов и вынуждая ее встать. — Я не подумала, что королю может грозить такая же опасность, как другим.

— Большая, ваше величество, — воскликнула баронесса де Сов, — в тысячу раз больше, чем другим!