Собрание сочинений в 6 томах. Том 4

Несколько лет назад в Порт-о-Пренсе все было совсем по-другому. Он был, наверное, так же заражен коррупцией, был даже грязнее, в нем так же кишели нищие, но нищих, по крайней мере, не оставляла хоть какая-то надежда, потому что тогда в Порт-о-Пренс приезжали туристы. Теперь, если человек говорит вам: «Я голодаю», — вы ему верите. Я недоумевал, что́ моя мать может делать в отеле «Трианон» — живет ли там на вспомоществование графа, если граф действительно существует, или служит экономкой. Когда мы виделись в последний раз в 1934 году, она была vendeuse [18] в одном из небольших ателье. В предвоенные годы считалось особым шиком держать продавщиц-англичанок, и тогда она называла себя Мэгги Браун (может, ее фамилия по мужу действительно была Браун?).

На всякий случай я отвез свои чемоданы в «Эль ранчо» — роскошный американизированный отель. Мне хотелось пожить с удобствами, пока хватит денег, а в аэропорту никто ничего не знал о «Трианоне». Когда я выехал на подъездную аллею к нему, обсаженную пальмами, вид его показался мне довольно убогим: на дороге было больше травы, чем гравия, кусты бугенвиллеи давно не подстригали. На веранде, за выпивкой, сидели несколько человек, среди них Крошка Пьер, хотя я вскоре убедился, что он оплачивает то, что пьет, только своим пером. На ступеньках меня встретил молодой хорошо одетый негр и спросил, нужен ли мне номер. Я сказал, что хочу повидать графиню… ее двуствольная фамилия выскочила у меня из головы, а открытку я забыл у себя в номере.

— Она, к сожалению, нездорова. Вас ожидают?

Со стороны бассейна появилась совсем молоденькая парочка в купальных халатах — оба американцы. Мужчина шел, обняв девушку за плечи.

— Эй, Марсель! — сказал он. — Два бокала вашего особого.

— Жозеф! — крикнул негр. — Два ромовых пунша мистеру Нелсону. — И снова повернулся ко мне.

— Доложите ей, — сказал я, — что приехал мистер Браун.

— Мистер Браун?

— Да.

— Пойду посмотрю, не спит ли она. — Он помялся. Потом сказал: — Вы приехали из Англии?

— Да.

Из бара вышел Жозеф с двумя бокалами ромового пунша. В те дни он еще не хромал.

— Мистер Браун из Англии? — переспросил Марсель.

— Да, мистер Браун из Англии.

Он нехотя поднялся по лестнице.

Сидевшие на веранде с любопытством разглядывали меня — все, кроме молодой парочки: эти были поглощены тем, что брали друг у друга вишенки из губ. Солнце собиралось заходить за огромный горб Кенскоффа.

Крошка Пьер спросил меня:

— Вы из Англии?

— Да.

— Из Лондона?

— Да.

— Очень холодно было в Лондоне?

Это становилось похоже на допрос в тайной полиции, но в те дни тайной полиции на Гаити еще не было.

— Я уезжал под дождем.

— Нравится вам у нас, мистер Браун?

— Я только два часа как приехал. — На следующий день причина такой любознательности выяснилась: в местной газете в отделе светской хроники мне было посвящено несколько строк.

— Ты стала хорошо плавать на спине, — сказал девушке молодой человек.

— Ой, Чик! Неужели правда?

— Правда, птичка.

Какой-то негр поднялся до половины лестницы с двумя уродливыми деревянными фигурками в руках. На него никто не обратил внимания, и он стоял там, не говоря ни слова и протягивая им свои статуэтки. Я даже не заметил, когда он исчез.

— Жозеф, что будет на обед? — крикнула девушка.

Веранду обошел человек с гитарой. Он сел за столик рядом с парочкой и начал играть. На него тоже никто не обратил внимания. Я почувствовал какую-то неловкость. Мне могли бы оказать более теплый прием под материнским кровом.

По лестнице, впереди Марселя, спустился высокий пожилой негр с лицом римлянина, как бы потемневшим от копоти городских поселений, и с волосами, припорошенными седой каменной пылью. Он сказал:

— Мистер Браун?

— Да.

— Я доктор Мажио. Давайте пройдем в бар на минутку.

Мы вошли в бар. Жозеф смешивал очередные порции ромового пунша для Крошки Пьера и его компании. Повар в высоком белом колпаке просунул голову в дверь и спрятался при виде доктора Мажио. Очень миленькая горничная-мулатка прервала свой разговор с Жозефом и ушла на веранду со стопкой белых полотняных скатертей накрывать столики.

Доктор Мажио сказал:

— Вы сын графини?

— Да. — С первой минуты своего появления здесь я, кажется, только и делал, что отвечал на вопросы.

— Ваша матушка, конечно, хочет поскорее увидеться с вами, но я должен сначала поставить вас в известность относительно некоторых фактов. Ей нельзя волноваться. Пожалуйста, возьмите себя в руки. Будьте как можно сдержанней.

Я улыбнулся.

— Наши отношения всегда отличались сдержанностью. А что случилось, доктор?

— У нее был второй crise cardiaque [19]. Удивительно, что она все еще жива. Ваша матушка замечательная женщина.

— Может быть… следует вызвать…

— Вы напрасно тревожитесь, мистер Браун. Сердце — моя специальность. Вы не найдете более квалифицированной помощи ближе, чем в Нью-Йорке. Да и там вряд ли. — Это было не хвастовство, он просто объяснял мне положение, привыкнув к тому, что белые ему не доверяют. — Я учился, — сказал он, — у Шардена в Париже.

— Безнадежно?