Пока Конкассер позвякивал кусочками льда в стакане, я, кажется, вспомнил, где мне пришлось слышать это имя. О нем рассказывал Крошка Пьер — рассказывал с оттенком изумления и страха. Из рассказа следовало, что, после того как американцы отозвали своего посла, а вслед за тем американская канализационная компания эвакуировала из Порт-о-Пренса весь свой персонал, Конкассер перевез экскаваторы и водопроводные трубы с их участка к горному селению на склоне Кенскоффа и начал там работы по собственному бредовому проекту. Дело далеко не продвинулось — к концу первого месяца рабочие разбежались, так как им не платили. Поговаривали, будто у капитана возникли какие-то недоразумения с шефом тонтон-макутов, который был вправе рассчитывать на известную мзду. И на склоне Кенскоффа памятником безумной затеи Конкассера так и остались четыре цементные колонны и цементный пол, уже начинавший давать трещины под горячим солнцем и дождями. Может быть, важный иностранец, развлекающийся сейчас в стойле с Тин-Тин, финансист, который согласился выручить его? Но какому здравомыслящему дельцу придет на ум ссужать деньги в этой стране, откуда сгинули все туристы, — ссужать их на строительство искусственного катка на склоне Кенскоффа?
— Нам нужны специалисты, даже если они белые, — сказал Конкассер.
— Император Кристоф обошелся без них.
— Мы люди современные, при чем тут Кристоф?
— Искусственный каток вместо дворца?
— Ну, хватит с меня вашей болтовни, — сказал Конкассер, и я понял, что зашел слишком далеко. Я коснулся его незажившей раны, и мне стало страшновато. Если б у нас с Мартой все получилось как надо, моя ночь прошла бы совсем по-другому. Сейчас я бы спал крепким сном у себя в отеле, и мне не было бы никакого дела ни до политики, ни до того, как развращает людей власть. Капитан вынул револьвер из кобуры и положил его на стол рядом со своим пустым стаканом. Его подбородок уткнулся в грудь, в сине-белые полосы рубашки. Он сидел мрачный и молчал, точно соображая, стоит или не стоит всадить человеку пулю между глаз. И что касается его, то, по-моему, стоило.
Мамаша Катрин вошла в зал, остановилась позади меня и подала нам два стакана рома. Она сказала:
— Ваш приятель уже больше получаса у Тин-Тин. Пора бы…
— Сколько ему потребуется времени, — сказал капитан, — столько и дашь. Он важный человек. Очень важный человек. — В уголках рта у него, точно яд, пузырилась слюна. Он дотронулся кончиками пальцев до револьвера. Он сказал: — Искусственный каток — последняя мода. — Пальцы поигрывали между стаканом рома и револьвером. Я обрадовался, когда они взялись за стакан. Он сказал: — Искусственный каток — это шикарно. Это высший класс.
Мамаша Катрин сказала:
— Вы уплатили за полчаса.
— Мои часы показывают другое время, — сказал капитан. — Все равно ты ничего не теряешь. Других гостей здесь что-то не видать.
— А мистер Браун?
— Нет, не сегодня, — сказал я. — Не будешь знать, как себя вести с женщиной после такого важного гостя.
— Тогда чего же вы здесь сидите? — спросил капитан.
— Я хочу пить. И меня разбирает любопытство. На Гаити не часто встречаешь важных иностранцев. Он финансирует ваш каток? — Капитан взглянул на револьвер, но подходящая минута — минута, чреватая опасностью, — была упущена. От нее остались только следы, как от недавней болезни: красные жилки на желтых белках, косина ставшего чуть не вертикально полосатого галстука бабочкой. Я сказал: — Вряд ли вам захочется, чтобы этот важный иностранный гость наткнулся здесь на труп белого. Как бы это не отразилось на ваших делах.
— Последнее можно устроить… — высказал он суровую истину, и вдруг странная улыбка рассекла его лицо, точно трещина в цементном полу того самого катка, — улыбка любезная, даже угодливая. Он встал, а я оглянулся на стук двери позади и увидел Тин-Тин, всю в белом и тоже улыбающуюся — скромно, как невеста у входа в церковь. Но Конкассер и Тин-Тин улыбались не друг другу, их улыбки были предназначены важному гостю, под руку с которым она появилась в зале. Это был мистер Джонс.
— Джонс! — воскликнул я. Следы сражения еще не исчезли с его лица, но теперь все они были аккуратно заклеены липким пластырем.
— Неужели это вы, Браун! — сказал Джонс. Он подошел к нашему столику и горячо пожал мне руку. — Как приятно лицезреть старого друга! — сказал он, точно мы сошлись с ним на встрече ветеранов-однополчан, не видавшихся с предпоследней войны.
— Вы только вчера меня лицезрели, — сказал я и заметил, что Джонс смутился, но так, самую малость: все неприятное скатывало с Джонса, как с гуся вода. Он пояснил капитану Конкассеру: — Мы с мистером Брауном товарищи по плаванию на «Медее». А как поживает мистер Смит?
— Да, в общем, так же, как вчера, когда он приходил к вам. Он о вас очень беспокоится.
— Обо мне? Но почему? — Он сказал: — Простите. Я не представил вам мою юную приятельницу.
— Мы с Тин-Тин давние знакомые.