Но, упорствуя в ненависти к самому себе, я пошел дальше. Мамаша Катрин услыхала мои спотыкающиеся шаги и встретила меня на пороге с керосиновой лампой в руках. Лицо у нее было как у доброй негритянской нянюшки из фильма о глубоком американском Юге, а фигурка тоненькая, хрупкая, когда-то, вероятно, прелестная. Лицо мамаши Катрин вполне соответствовало ее натуре: я не знал более доброй женщины во всем Порт-о-Пренсе. Она утверждала, будто ее девицы все из почтенных семей, будто она лишь помогает им зарабатывать немного на мелкие расходы, и ей почти верили, так как они у нее были вышколенные и на людях держались прекрасно. От гостей тоже требовалось соблюдение благопристойности, до того как они расходились по стойлам, и, глядя на парочки, танцующие в зале, можно было подумать, что присутствуешь на вечере после окончания учебного года в монастырской школе. Помню, три года назад мамаша Катрин кинулась спасать одну из своих девушек от каких-то там мучительств. Я сидел за стаканом рома и вдруг услышал, что в стойлах — так у нас назывались эти комнатушки — закричала женщина. Прежде чем я успел сообразить, что делать, мамаша Катрин схватила топорик на кухне и на всех парусах выплыла во двор, точно маленький «Мститель», двинувшийся против вражеской Армады {48}. Противник мамаши Катрин — вдвое выше ее, к тому же накачавшийся ромом, стоял с ножом. (Фляжка, наверно, была припрятана у него в заднем кармане, потому что хозяйка никогда бы не отпустила с девушкой пьяного клиента.) При ее приближении он повернулся и дал тягу, а потом я увидел мамашу Катрин в окне кухни: она сидела там, держа девушку на коленях, точно малого ребенка, и ворковала ей что-то по-креольски, а девушка спала, припав головой к ее костлявому плечику.
Мамаша Катрин предостерегла меня шепотом:
— Тонтоны понаехали.
— И разобрали всех девушек?
— Нет. Но та, что вам нравится, занята.
Я не заезжал к мамаше Катрин целых два года, а она все помнила, и что самое удивительное — моя девушка все еще работала здесь, ей, наверно, скоро исполнится восемнадцать. Я не рассчитывал встретить ее и тем не менее почувствовал досаду. В зрелые годы держишься за старых друзей даже в публичном доме.
— В буйном настроении? — спросил я мамашу Катрин.
— Да нет, по-моему. Они охраняют какого-то важного человека. Он как раз с Тин-Тин.
Я решил уехать, но недоброе чувство к Марте сидело во мне, точно зараза.
— Зайду все-таки, — сказал я. — Жажда одолела. Дайте рома и кока-колу.
— Кока-колы нет.
Я забыл, что американская помощь кончилась.
— Тогда ром и содовую.
— Несколько бутылок фруктовой воды еще осталось.
— Хорошо. Дайте с фруктовой.
У двери спал, сидя на стуле, тонтон-макут; темные очки свалились ему на колени, и без них он казался существом совершенно безобидным. Серые фланелевые штаны были у него расстегнуты. На ширинке не хватало пуговицы. В зале стояла полная тишина. Я увидел в отворенную дверь четырех девушек в белых шифоновых платьях с юбками колоколом. Они тянули оранжад через соломинки; молчали. Одна взяла свой пустой стакан и отошла от столика плавной поступью, а ее широкая юбка округлилась на ходу, как у бронзовой статуэтки Дега {49}.
— Гостей никого нет?
— Увидели тонтон-макутов и разъехались.
Я вошел в зал, и там за столиком у стены, глядя на меня в упор, точно со вчерашнего дня мне так и не удалось скрыться от этих глаз, сидел тонтон-макут — тот самый, что был в полицейском управлении и разбивал стекла в катафалке, чтобы вытащить гроб бывшего министра. Его мягкая шляпа лежала рядом на стуле, на нем был галстук бабочкой, в полоску. Я поклонился ему и пошел к другому столику. Он наводил на меня страх, и я стал гадать, какую же персону — видимо, еще более важную — ублажает сейчас Тин-Тин. Хотелось надеяться, ради нее же самой, что он, по крайней мере, не такая дрянь, как этот наглый офицер.
Он сказал:
— Где вас только не встретишь.
— Я не стараюсь лезть на глаза.
— А что вам здесь понадобилось сегодня вечером?
— Стакан рома с фруктовой водой.
Мамаша Катрин вошла с подносом, на котором стоял мой заказ. Офицер сказал ей:
— А ты говорила, фруктовой нет.
Я заметил, что на подносе, рядом со стаканом, была пустая бутылка из-под содовой. Тонтон-макут взял мой ром и сделал глоток.
— Так и есть, фруктовая. Подашь этому человеку с содовой. Вся фруктовая, сколько у тебя есть, понадобится моему другу, когда он вернется в зал.
— В баре такая темнота. Наверно, бутылки переставили с места на место.
— Научись различать между важными клиентами и… — Он запнулся, потом решил закончить повежливее: — …и менее важными. Можете сесть, — сказал он мне.
Я сделал шаг в сторону.
— Здесь можете сесть. Садитесь.
Я повиновался. Он сказал:
— Вас задержали у перекрестка, обыскивали?
— Да.
— А здесь, в дверях? В дверях вас задержали?
— Да, мамаша Катрин задержала.
— А мой человек?
— Он спал.
— Спал?
— Да.