Была и еще никогда и нигде не упоминаемая главная причина: российская ЛЕНЬ, разболтанность, пьянство, неточность, нежелание выполнять приказ, ставка на «авось». Но именно этих причин не имела отступавшая, а теперь остановившая наступление фашистская армия. Гитлер же, с боевым опытом солдата, награжденного двумя «железными крестами», вовсе не был бездарным ефрейтором, как вовсю и всюду хулила его московская партийная пресса. Ефрейтор, кстати, самое почетное солдатское звание, это старший и опытнейший солдат, чаще всего меткий стрелок, отчаянный вояка. И стоит признать, что Сталин, к примеру, не был не только ефрейтором, но и не был солдатом.
Но он яснее всякого теперь уже знал причины остановки наступления и беспощаднее, чем кто-либо, их оценивал.
В апреле (даты в исторической литературе фигурируют разные: 6, 9, 13) Сталин созвал в своем кремлевском кабинете, пожалуй, самое представительное совещание Ставки с присутствуем всех членов Политбюро, командующих фронтами, военных наркомов, железнодорожников, директоров крупнейших заводов и парторгов ЦК. Все они увидели Сталина в непривычном виде. Лицо вождя было бледно-серым, черноватые рябины ярко выступили на щеках и подбородке, а редеющие волосы на затылке топорщились — признак страшного, едва скрываемого гнева. Сталин быстрее обычного ходил по кабинету.
— Нэ… умэем воэват! Нэ… умэем!! — раздраженно сказал Сталин, глядя сузившимися глазами на собравшихся. — В чом прычина?? Мало войск? Плоха тэхника? Руководство? Нэт! Ядумаю… прычина… прэждевсэго… в отсутствии отвэтственности… в паныкэрствэ, трусосты… Лэни! Разгылдяйстве! Бежять… всэгда лэгче, чэм… сапратывлятся… Отступит, эдва намэтилас опасност… Этому ми можэм поучытса… у., товарыщя Буденного, у товарыщя Хрющева… у товарыщя Кулыка… Нэ на висотэ… оказался и товарыщ… Тымощенко..
Сталин помолчал и еще более грозно, сквозь прищуренные веки обводил взглядом всех присутствующих, прицельно останавливаясь на некоторых. Сидящие ежились, опускали глаза. Взгляд Сталина редкий человек мог выдержать без трепета. Таких было, пожалуй, всего трое-четверо: Молотов, Ворошилов, Жуков да еще генштабист, маршал Шапошников..
— Я прыщел… к выводу… — продолжал Сталин… — Болще оступат, нэ покрыв сэбя позором., нэлзя! Нэлзя болще… отступат… За самоволно оставлэнные позыции тепэр будэт толко одно наказанью… Расстрел. Нэмцы уже вовсу исползуют этот прыем к паныкерам… к трусам., дэзэртырам. И вот мой прыказ… Он роздан всэм… И это., нэ пустая угроза… Враг должен проходыт впэрод только там., гдэ… нэ осталос ны одного., защитныка. Отступат далще… имёэя победу под Москвой — позор… Надо помныт… надо уясныт… ми силнэе… фашистов., ми., лучше вооружены… Ми., отстаываэм свою зэмлю… Народ жьдэт пабэды… И я нэ зря говорыл об этом на торжественном засэданыи 6 ноября… Этот год., надо сдэлат годом побэды… У мэня — всо. Эсли нэт вопросов, всэ свободны… Остатса должьны товарыщи Жюков, Шяпошников, Васылэвский и., товарыщ Бэрия.
Когда члены ГКО, словно стараясь опередить друг друга, вытеснились из кабинета, даже на затылках их, таких разных: седых, плешивых, сохраняющих с проседью еще естественного цвета волосы (их было совсем мало!), виднелось: «Пронеси, Господи! Скорей отсюда… Скорей!» — Сталин встал из-за стола и прошелся вдоль опустелого длинного центрального стола заседаний, где, как бы ненужная, лежала большая фронтовая карта. Но у стола Сталин не задержался, а прошел к окну, сдвинул портьеру и зачем-то долго всматривался в затемненную Москву, в весеннее пасмурное небо над ней и белесоватые облака, идущие по черно-серому фону неба с запада на восток… Волосы у Сталина уже не топорщились, в правой опущенной руке была зажата потухшая трубка, а начавшая горбиться спина этого человека напоминала смотревшим в нее о том, что Сталин стар, может быть, немощен или болен и скрывает эту свою болезнь и немощь, перемогается силой воли… Так длилось минуты три. И молчание означало, что Сталин собирается с мыслями, чтобы сказать нечто особенно важное. Внезапно повернувшись, Сталин сделал шаг к Берии и глухо сказал:
— Ващя развэдка… прэподнэсла нам сплощьную дезу… Нэмцы… нэ будут наступат… на Москву… Ви информыровалы нас., соверщенно абсурдно… Нэ на висотэ… оказалас и ГРУ… — он взглянул на Шапошникова и Василевского и пошел теперь бродить по ковровой красной дорожке… — Наступлэные нэмцев… будэт лотом и., очэнь сэрезное… на Сталинград… И эсли ви (тут он имел в виду, очевидно, всех присутствующих) эще раз., допустите такой просчет., ми будэм винуждэны… снымат головы..
В звенящем молчании казалось, что время остановилось… Хотя тишину нарушало карканье ворон, возбужденных, наверное, перезвоном часов на Спасской.