Читаем Собрание сочинений в 9 тт. Том 7 полностью

Нэнси не шевелится, ни на кого не смотрит, лицо ее спокойно, безмятежно, невыразительно.

Стивенс. И его тоже, Нэнси? Ты ведь любила этого младенца, даже в тот миг, когда подняла на него руку, зная, что ничего больше не остается? (Нэнси не шевелится и не отвечает.) На небесах этот младенец будет помнить только нежность твоих рук, потому что земля будет сном, который ничего не значит. Так?

Темпл. Или, может, не этот младенец, не мой, потому что я убила его, когда улизнула из того поезда восемь лет назад, и прощенье, забывчивость, какие могут быть у шестимесячного младенца, потребуются мне. А другой, твой, ты рассказывала, что носила его в себе шесть месяцев, потом пошла на пикник, или на танцы, или на бокс, или куда-то еще, муж ударил тебя ногой в живот, и ты лишилась его. И он тоже?

Стивенс Нэнси). Как? Отец ребенка ударил тебя ногой в живот, когда ты была беременна?

Нэнси. Не знаю.

Стивенс. Не знаешь, кто ударил?

Нэнси. Знаю. Я думала, вы про его отца.

Стивенс. Значит, тот человек не был даже его отцом?

Нэнси. Не знаю, отцом мог быть любой из них.

Стивенс. Любой из них? Ты даже не представляешь кто?

Нэнси (раздраженно смотрит на Стивенса). Если вы повернулись спиной к циркулярной пиле, сможете узнать, какой зубец задел вас первым? (Обращается к Темпл.) Что, он тоже?

Темпл. Он, не имевший отца и даже не родившийся, тоже будет там, чтобы простить тебя? Есть для него рай, куда он может подняться и простить? Есть, Нэнси?

Нэнси. Не знаю. Я верю.

Темпл. Во что?

Нэнси. Не знаю. Но верю.

За дверью звук шагов, все умолкают и смотрят на дверь, щелкает ключ, дверь распахивается, входит надзиратель и прикрывает ее.

Надзиратель. Полчаса, Юрист. Вы сами сказали это, не я.

Стивенс. Я еще приду.

Надзиратель(поворачивается и идет к ним). Если не отложите визит слишком надолго. Я хочу сказать, если подождете до вечера, то у вас, видимо, будет компания, а если до завтра, у вас уже не будет клиентки. (К Нэнси.) Я нашел священника, какого ты хотела. Он сказал, что придет к вечеру. Похоже, у него неплохой баритон. Иного не найдешь, тем более завтра тебе уже не понадобится никакой, а? Не обижайся, Нэнси. Ты, можно сказать, совершила самое страшное преступление, какое видел округ, но расплатишься за него по закону, и если даже мать ребенка… (Запинается, берет себя в руки и быстро продолжает.) Ну, опять разболтался. Пошли, Нэнси, если Юрист покончил с тобой свои дела. Начинай тянуть время завтра на рассвете, потому что у тебя может оказаться долгий и трудный путь.

Проходит мимо нее и быстро идет к коридору в глубине сцены. Нэнси поворачивается, чтобы идти за ним.

Темпл (торопливо). Нэнси.

Нэнси не останавливается. Темпл продолжает.

Что скажешь мне? Если есть рай и кто-то ждет там меня, чтобы простить, остаются бесчисленные завтра, завтра, завтра, а потом окажется, что там никого нет, некому меня прощать…

Нэнси (идя за надзирателем). Верьте.

Темпл. Во что, Нэнси? Скажи мне.

Нэнси. Верьте.

Уходит в коридор за надзирателем. За спиной лязгает стальная дверь, гремит ключ, потом надзиратель появляется снова, приближается и направляется к выходу. Отпирает дверь, распахивает ее и ждет.

Надзиратель. Да, сэр. Долгий, трудный путь. Будь я таким дураком, что совершил бы убийство и ждал виселицы, то меньше всего захотел бы видеть священника. Скорее поверю, что после смерти ничего нет, чем рискну не сойти на той станции, где, возможно, мне полагалось бы.

Ждет, придерживая дверь и глядя на них. Темпл стоит неподвижно, пока Стивенс не касается ее руки. Тогда она делает шаг, оступается слегка и почти незаметно, тут же выправляется, так что надзиратель едва успевает среагировать: с встревоженным видом отходит от двери, даже не закрыв ее, и быстро направляется к Темпл.

Сюда; сядьте на скамью; я принесу вам воды. (Стивенсу.) Черт возьми, Юрист, зачем вы привели ее…

Перейти на страницу:

Все книги серии У. Фолкнер. Собрание сочинений : в 9 т.

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза