Собрание сочинений в десяти томах. Том третий. Тайные милости

Клавдии Филипповне с ее молодым мужем и малыми детьми было не до Кати, а когда дочь вышла замуж, она и вовсе почувствовала себя полностью свободной от родительских обязательств, тем более что мужья у них были однолетки, – это обстоятельство как-то особенно уравнивало мать и дочь.

Что касается отца, то он не забывал о Кате, не порывал связей. Три-четыре раза в год Сергей Петрович присылал ей тридцать-сорок рублей, реже – письма, каракули химическим карандашом на лиловых бланках охотинспекции, в замусоленных конвертах. Письма, пахнущие чабрецом или полынью, – обычно он клал между листками душистую веточку чабреца или крохотную метелку цитварной полыни – как привет из далекой степи, как знак своей свободы.

Когда Катиному сыну было месяцев пять, Сергей Петрович даже приезжал к ним на Север – проведать дочь, увидеть внука, познакомиться с зятем. Приезжал не с пустыми руками – внуку привез волчью шубку на вырост, а дочери и зятю по волчьей шапке-ушанке. К сожалению, шапку Катя забыла при своем бегстве, а в шубке Сережа щеголял всю минувшую зиму – она ему уже в самый раз.

Сергей Петрович сильно переменился, в нем появилась уверенность человека на своем месте, от всего его облика веяло надежностью. Так что если раньше о нем можно было сказать «маленький», то теперь само собою просилось слово «невысокий», если раньше – «полный», то теперь – «коренастый». Катя знала его молчуном, а теперь он вдруг так разговорился, что любо-дорого послушать. В первый же вечер, не дожидаясь расспросов, стал рассказывать зятю о своем житье-бытье.

– Всю жизнь то на тракторе, то на экскаваторе работал. Целый день сидишь в масле, в грохоте. Тишины захотелось. Волк воет – тишину не портит. Она еще слышней как будто делается. Здоровье хуже было, сейчас розовый стал, а то был желтый… За волками ходишь – терпение имей, все узнать надо, и где он днюет, и где ночует. У меня к этому делу всегда душа просилась! А узнал я их ближе, когда канал Дзержинского рыл на экскаваторе, – это от Аграханского залива до Гребенской тянули. В одном месте два волка сто десять голов зарезали, а съели всего две, это у них замашка такая. Недаром чабаны говорят: резал бы он по одной, так мы бы ему сами подносили. После этого случая я с экскаватора слез и в егеря уехал бесповоротно. Большой урон животноводству, охотничьему хозяйству, особенно свиной молодняк рвут.

Вот, оказывается, в чем дело, а Катя была уверена, что уехал он в Казахстан, ушел в егеря, потому что его жена бросила, то есть ее, Катина, мать.

– С капканом как с малым дитем носишься, все время их переставляешь, маскируешь. Капканы охранять надо, чтобы скотина не попала, а если сам попадется, то чтобы не жаловался долго, не тревожил своих приятелей. А то он, как попадет, жалуется, кричит. Поэтому и ночуешь недалеко, чтобы его услышать… Интересные случаи? Отчего же, бывало, всякое разное бывало. Один случай был такой. Нашел я в камышах выводок, на бугорке они устроились, а кругом вода. Ставлю капкан, спешу, думаю, придут вот-вот. Слышу издали: иу-иу! – свинья отзывается, и ближе – иу-иу! Чалап, чалап по водичке. Думаю, дай стрельну. Присел за белоголовник. Осока уже колышется. Вот-вот спина покажется. Глядь, а то волк и волчица, а за ними молодежь. Свинью ведут крупную под конвоем. Это они для молодежи стараются, тренировать ее, значит, будут, натаскивать. Меня увидали – свинья в сторону спасаться бросилась, волки в камыши враз макнули. Я и стрельнуть не успел. Зато спаслась свинья от издевательства… Бывали случаи, и ногу отгрызает. Вот однажды поставил я капканы. Неделю постояли. Ничего не приловил. Думаю, сниму. Все капканы просмотрел, а крайнего нету капкана. Гуляет он с ним. Я капканы не забиваю, потому что если он забитый, то ему деться некуда, и он сразу соображает ногу себе отгрызть. А так – гуляй, пожалуйста, далеко не уйдешь, капкан шесть кило тянет. И точно, обсмотрел я метров двести по лознячку, нашел его. За вербу зацепился, стоит, сгорбился весь. Меня увидел – как дернется и убежал. Подошел к капкану, понял – перегрыз-таки. Он ногу грызет с-под капкана, споднизу, капкан захватывает сильно, лапа у него омертвевает… Волк, который ногу отгрыз, уже никогда в жизни не попадется снова в капкан. А нога приживает, сколько их, инвалидов, видал…

Вроде бы Катя и слушала вполуха (она не высыпалась уже пять месяцев, ее покачивало от истощения сил, и перед глазами то и дело вспыхивали радужные круги), а рассказ отца врезался в душу, отпечатался в ее памяти буква в букву. Она почувствовала себя самою в капкане, ощутила его холодное, защемившее сердце железо.