Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 1

А дни потянулись опять скучные и однообразные. Братья уехали в полк, разъехались и гости. Остались только тетя Муся со своим младшим сыном Микусей. Но я снова вынужден проводить целые дни у Аксюши, не смея показываться в остальные комнаты. И ведь теперь-то я уже ни в чем не виноват, а получается все равно как если бы был виноват. Тетя Муся — одна из любимых моих теток. Красивая, ласковая. Она так охотно со мной занимается и читает мне, переводя à livre ouvert[18] английские рассказы и сказки.

Но дело не в ней, не в тете Мусе. Дело в ее сыне. И что мне, кажется, этот Микуся? Между нами огромная разница в возрасте — лет восемь или девять. Никакая дружба, никакое тесное общение между нами невозможны. Но отец не хочет допускать никакого, хотя бы даже и не тесного общения. Его до глубины души возмущает весь стиль «пажеского» воспитания Микуси. Его иронически пренебрежительный тон, ноншалантная манера держаться, жаргонные словечки, которыми он кстати и некстати пересыпает свою речь.

— А что у нас произошло на осенних маневрах, — рассказывал Микуся. — Присылают какого-то солдафона-генерала (у нас о нем даже никто и не слышал, где только выкопали). Ну, наш генерал-директор его, говорят, предупреждал, говорил: «Поберегите моих пажиков», — он ведь понимает, что мы не какая-нибудь солдатня. А тот и поберег! Вышли мы все, как обычно, в парадных мундирах, чистенькие, свежие, пудра, маникюр…

— Даже и маникюр? — вырывается у отца.

— Ну а как же? Конечно. Мы — что на учении, что на параде — всегда, надо вам сказать, дядя Коля, шикарно выглядим, правда, и времени на это не жалеем. Так вот, построились, и погнал он нас пешкодером за город. Устали все, натурально, промерзли, дрожим как собачьи хвосты. Он заметил. «Сейчас, — говорит, — согреемся», — и дает команду: «Бегом!» Бежали, пока совсем языки не высунули… А вокруг слякоть, грязь. И вдруг он говорит: «Теперь отдохнуть можно. Ложись!!» Впору хоть не выполнять эту дурацкую команду. Однако, что поделаешь. Легли. Изгваздались хуже чумичек. И насморк стал с тех пор адский. Ну, конечно, директор наш все рассказал великому князю. При дворе очень, говорят, были недовольны. Ясно как шоколад, это даром ему не пройдет.

— Молодец! — неожиданно вырывается у отца.

— Как? Кто?

— Да вот, генерал этот самый. Все это оч-чень полезно!

И Микуся смолкает, слегка передернув плечами. Но раздражение надо на ком-то сорвать. Не прошло и минуты, как он, продолжая тот же разговор, обращается к матери:

— Тебе хорошо говорить: забралась на диван со всеми четырьмя своими ногами…

И вот тут-то:

— Сережа! Пойди-ка отсюда к Аксюше…

За что? Разве я виноват? Но ухожу. И что происходит вслед за этим, уже не знаю. Знаю лишь, что еще десять дней гостит у нас лощеный красавчик, и пока не увезла его, наконец, тетя Муся, сижу у Аксюши: не набраться бы пажеского духа…

Одни гости уехали, собираются другие. Приезжает тетя Аня Жомини с дочерью Марусей, тетя Катя, сестра мамина, и брат Леша, уезжавший ненадолго, вернулся; он сдавал какие-то экзамены, и теперь у него довольно длинный отпуск. Леша — любимец тети Кати. В обоих силен дух отрицания новинских наших порядков, и оба они понимают друг друга.

— Я считаю, что если не заниматься хозяйством, так и незачем жить на земле, — говорит тетя Катя. Я уже постигаю разницу тонких оттенков. Если бы папа такую фразу сказал, «жить на земле» означало бы вообще жить на свете. Для тети Кати житье или не житье на свете — не проблема, и «незачем жить на земле» означает всего лишь, что следует жить не в имении, а в городе.

— Я всегда говорю Коле, твоему отцу, — продолжает она свой разговор с Лешей, — что «теремки» приносят гораздо больше вреда, чем пользы.

«Теремки» — старый теткин конек. Главную ошибку отца она видит в том, что он сыновей и дочь заключил в боярский терем допетровских времен, ни с кем и ни с чем не желая считаться. Результаты (плачевные, по ее убежденью) теперь налицо. Все от жизни реальной оторваны. Прекрасное имение, которое могло бы приносить хорошие доходы, способствует только лишь росту долгов. Служба сыновей в гвардии — не по средствам. И если мама уезжает в Москву, чтобы заложить серебро и как-то извернуться, если строевой лес за Волгой приходится продать за бесценок, то ведь это же все результаты. Купец, например, поступал бы не так.