Собрание сочинений в пяти томах. Т.1

Уже в начале осени приходит очередное тяжкое известие, о ранении Вани, и отец уезжает в полковой лазарет. Рана не опасная — в ногу, ниже колена, но пуля раздробила кость и осталась внутри. Операция по ее извлечению проходит успешно. В ту же ночь погибло несколько офицеров, и в их числе Павлик Купреянов. Недели три спустя папа возвращается вместе с Ваней. На рентгеновском снимке, первом в жизни, увиденном мною, — серые осколки разбитой кости и маленькая черная пуля с искривленным кончиком, изогнутым от удара. Из рассказов Вани узнаются подробности. Еще больше услышал отец в полку от командира и тех, кто остался в строю…

Полк занимал хорошо укрепленную позицию, где можно было успешно отражать натиск неприятеля, но по указанию штаба корпуса пришлось отойти и остановиться на ровном месте, имея в тылу речонку с заболоченными берегами. Закрепиться здесь не было времени: противник развивал наступление на большом участке фронта. Говорили упорно, что на приказ командующего фронтом двинуть против наступавших частей весь гвардейский корпус, командир этого корпуса генерал Безобразов потребовал сначала обеспечения артиллерией и боеприпасами: такого обеспечения не последовало, а приказ повторился. Тогда, не желая рисковать целым корпусом, он решил откупиться первой дивизией, и полки Преображенский, Семеновский, Измайловский, Егерский были таким образом обречены на разгром. Они были обязаны удержать плацдарм. Начался бой. Связь с другими полками прервалась в самом начале. Некоторые подразделения дрогнули и побежали, другие сдались в плен. Атаки сменялись контратаками. Правый фланг, где стояли егеря, оказался отрезанным и смятым. В гущу боя вводились последние резервные роты. Почти все офицеры были ранены или убиты. Борис Энгельгардт со своим уцелевшим едва ли наполовину батальоном, получив приказание, как всегда спокойный и подтянутый, бросился в атаку и был тяжело ранен. Солдаты его продвинулись, вклинились в немецкое расположение, но, не выдержав артиллерийского огня и пулеметов, залегли, так и не прорвавшись к отрезанным передовым частям, истребление которых продолжалось. Послали Толстого Второго, как в полку по привычке еще называли Ваню. Он был ранен и с перебитой ногой продолжал ползти вперед, пока не лишился сознания от потери крови, и не был убит лишь оттого, что солдаты стащили его в воронку от снаряда. Не получая от него донесений, командир полка обратился к состоявшему в его распоряжении Купреянову: «Понимаешь, Павел, некого больше, кроме тебя…» У него была всего одна рота, и это — последнее. Звонко скомандовав, Купреянов под обстрелом повел бегом эту роту. Видели, как они бежали, как, поднимая залегших солдат, он их увлекал за собой. Наступавшие немцы оказались совсем близко. Один из солдат, растерявшись, выхватил белый платок и хотел взмахнуть им. Купреянов на бегу застрелил его из револьвера. И последняя атака противника захлебнулась. Наступавшие части были обращены в бегство, связь с соседями восстановлена, но потери так велики, что ничего не оставалось, как отступать. Однако Купреянов, сделав свое дело, не вернулся. Солдаты видели, как он упал сразу на оба колена, пронизанный пулями, и остался впереди. Услышав об этом, к командиру полка подошел какой-то солдат.

— Ваше высокоблагородие, разрешите, поручик Купреянов там убитый остался… Я схожу…

— Да ты сам ранен!

Кисть левой руки солдата была замотана промокшим от крови бинтом.

— Пустое — два пальца… Я им обещал, как уж очень хотелось им, чтобы в соборе, со всеми своими…

— Убитому, брат, не поможешь, но что ж, если так, то иди!

И солдат, которому ранение давало право немедленно идти в лазарет и надолго, если не совсем, освободиться от необходимости принимать во всем этом участие, пополз вперед под пулями. Он вернулся уже к рассвету, найдя и вынеся тело Павлика. Купреянов так и стоял на коленях, опустив перед собой голову и лбом касаясь земли. Сложенные для крестного знамения пальцы правой руки закостенели… На нем нашли конверт с карандашной надписью: «Прошу вскрыть в случае моей смерти или передать моим родным». Отец видел этот конверт и письмо и точно скопировал их акварелью, тщательно воспроизведя и почерк, и каждую смятую складку:

«Благодарю маму, в примерах поступков которой я всегда черпал образцы твердой веры и исполнения своего долга.

Благодарю сестру, Санечку, поддерживавшую меня своими письмами в течение войны.

Благодарю отчима, Антона Дмитриевича, который дал мне возможность поступить на военную службу.

Благодарю всех за то отношение, которое всегда встречал.

Образок, забытый мною в имении Николая Алексеевича Толстого, прошу передать его дочери — Вере Николаевне, которой от всего сердца желаю найти достойного мужа…

Я всегда восторгался словами покойного генерала Мина: „Лучшая награда воина — смерть при исполнении своего долга“.

Молю поминать в молитвах. Павел».