Собрание сочинений в пяти томах. Т.1

Растет дороговизна в тылу. В доме не осталось почти никого из прислуги — пришлось рассчитать. Для работ по имению появились приезжие — беженцы из Полесья. Угрюмый чернобородый Емельян (его семья осталась по ту сторону фронта) и беловолосый Варфоломей. Оба, особенно последний, не похожи на наших крестьян. Очень чистоплотны, но во всем домотканом, в аккуратно сплетенных лыковых лаптях с холщовыми опорками. Необычайно добросовестны и простодушны. С Варфоломеем живет жена его Аннушка и двое маленьких детей — девочки. Беженцы сильны какой-то своей домотканой культурой, не тронутой веком, да что веком — веками. Ничего покупного, кроме спичек и соли, не знали всю жизнь — все свое. Очень честны, усердны. Мама старается им помочь, одеть и побаловать детей.

Рядом со спальней отца помещается его вторая комната, называемая уборной. Наша с Аксюшей — та дальше. Но теперь я провожу много времени здесь. Папа вынес отсюда свое зеркало, старинные деревянные футлярчики для флаконов с одеколоном и зубным полосканием, бритвенные принадлежности. Очистилось место для моей парты и книжного шкапа. Но с другой стороны здесь, как и раньше, стоят его секретер и мольберт. Палитры, этюдники с красками тоже остались. На подрамнике все тот же знакомый мне холст с картиной, изображающей бурное море. Он все еще считает ее неоконченной, хотя мне, да и многим взрослым, кажется, что она давно готова. Последнее время он совсем забросил живопись и занят только писанием. Я не очень об этом жалею. Мне досадно, когда, взяв палитру, он выдавливает на нее тонкие червячки из тюбиков, которые ложатся по краю правильным полукругом. Есть столько хороших красок: киноварь, кармин, крон желтый, лазурь берлинская, но он почти никогда не пользуется ими. Он, у которого так ярки краски в «Хронике», по крайней мере в тех отрывках ее, которые стали мне известны, для своей живописи выбирает всегда эти умбры и сиены, даже ультрамарин гасится в сопоставлении с ними. Очень любит почти бесцветный кобальт — он будто бы передает прозрачность. Так и пишет, каждый раз усиливая, только усиливая мрачность картины вспененного моря и темного грозового неба каким-нибудь новым контрастом, иным направлением мазка…

Сегодня, наконец, «Буря» с мольберта снята. Отец работает над портретом Павлика Купреянова для семьи покойного. Пользуется своими зарисовками, случайно когда-то им сделанными, фотографиями, но больше всего памятью. Большой поясной портрет. На фоне ночного неба и поля, освещаемого вспышками снарядных разрывов, все больше проступает знакомое лицо, но с черной бородой, отпущенной Павликом уже в период войны. Я его таким не видел, но все же не узнать его нельзя. По общему мнению, портрет отцу удается, особенно глаза с их твердым, прямым и, вместе, добрым выражением. Много дней, почти не отрываясь, напряженно работает отец. Все боятся, что он не удержится и, как это не раз с ним бывало, сделает что-нибудь лишнее, и тогда портрет, перейдя через какой-то зенит удачи, начнет портиться и терять в своем так хорошо пойманном сходстве и живости. Наконец, окончен портрет, упакован и отослан матери и сестре покойного Павлика в Костромскую губернию, где находится их имение…