Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Товарищ генерал, разрешите поздравить, — он крепко пожал руку Панфилову и Серебрякову.

— Спасибо... спасибо. Поздравляю и вас. А народ где?

— Задержал на минутку, хотелось повидать вас в такой день. Ведь мы только что здесь, за селом, узнали об этом.

— Ну, пойдемте... пойдемте к бойцам. Поздравим их, — заторопил генерал, на ходу натянув полушубок.

Логвиненко спрыгнул со ступеней крыльца и, не добежав до бойцов, устало расположившихся прямо на снегу, скомандовал:

— Полк, смирно, равнение на средину!

Спускаясь по склону, Панфилов видел сквозь легкий снежок, как споро и ладно выстраивался полк, как усердно поправляли бойцы шапки, ремни, подсумки. «Гвардия», — радостно подумал он и наглухо, по форме, застегнул полушубок.

Твердым, размеренным шагом подошел он к строю, громко произнес:

— Здравствуйте, товарищи гвардейцы!

Единой грудью ответили ему бойцы:

— Здравия желаем, товарищ гвардии генерал-майор!

Панфилов продолжал:

— Разрешите выразить уверенность в том, что мы умножим славу советских гвардейских знамен.

— Товарищ генерал, — взволнованно обратился к Панфилову комиссар, — мы вам клянемся не посрамить звание советской гвардии. Так ведь, товарищи? — обратился он к бойцам.

И, как ветер, над строем пронеслось одно только слово:

— Клянемся!

Так, под этот возглас, Логвиненко и увел полк на новый рубеж, а генерал долго еще стоял и смотрел вслед бойцам, пока легкая снежная пелена не скрыла последних рядов.

Панфилов отлично понимал, какую силу и уверенность вливала в сердце бойцов эта необыкновенная радость — присвоение гвардейского звания. Если бы позволяла обстановка, он сам обошел бы все подразделения, поздравил бы каждого воина лично. Но нельзя этого сделать.

Генерал заспешил к штабу под грохот усиливавшейся канонады немецкой артиллерии. Навстречу ему, когда он входил в село, вырвался на скором шагу взвод дивизионной разведки. Темная гряда снежных туч промчалась. Предвечернее солнце щедро осветило и танк, стоящий у штаба, и крыши домов, и разведчиков. Разведчики, генерал знал, возвращались с трудного задания. Потому-то они мокры, усталы, с обветренными, почерневшими лицами. Нет, им-то он должен лично прочесть приказ о присвоении дивизии гвардейского звания.

При виде Панфилова командир взвода подал команду, и разведчики замерли. А генерал, не принимая рапорта, поздоровался с бойцами по-особенному тепло и приветливо.

Он вплотную приблизился к разведчикам, и те плотным кольцом окружили его. Генерал закинул обе руки за спину, радостно улыбнулся.

— Мы — гвардейцы! — произнес он просто, с гордостью в голосе.

Почти одновременно трехкратный разрыв немецких снарядов сотряс воздух, густые осколки певуче пронеслись над головами.

— Выясните, откуда стреляют, — резко обернулся Панфилов к адъютанту и, расстегивая планшетку, приказал разведчикам отойти за стену соседнего дома. Здесь он, вынув приказ, начал читать неторопливо, выделяя каждое слово, то и дело вскидывая сияющие глаза на притихших в глубоком внимании бойцов.

Новый снаряд ударил в угол дома, где разместился разведотдел штаба, и оттуда выбежали бойцы, командиры, среди которых генерал узнал Женю Иванову. Она замешкалась и почему-то не спрыгнула в окоп, который ломаной линией охватил дом.

— А ну в окоп! — непривычно гневно прикрикнул на Иванову генерал и обернулся к штабу, откуда бежал адъютант.

— Вам надо уйти, товарищ генерал, — выступая вперед и как бы защищая Панфилова от невидимого удара, посоветовал Серебряков.

— Пробросит, — успокоенно отозвался генерал, улавливая ухом свист нового снаряда и склоняясь к подбежавшему адъютанту, который что-то ему доложил полушепотом. Панфилов нахмурил широкие брови, распрямился.

— Фашистам не терпится испытать силу гвардейцев. Что ж, удовлетворим их нетерпение. По местам, товарищи! — Он попрощался с разведчиками и спокойным шагом направился к штабу. Разведчики видели, как он что-то сказал столпившимся у крыльца штабным командирам и многие из них торопливо побежали, видимо, выполнять какие-то приказания.

Снаряды и мины все чаще и чаще рвались в селе, и Панфилов, обернувшись в сторону фронта, придерживая левой рукой бинокль, правой на что-то указывал...

Таким запечатлелся генерал в памяти и Жени Ивановой, и всех, кто тут был, потому что в эту минуту совсем близкий разрыв взметнул землю и скрыл Панфилова. Жене даже показалось, что она увидела, как генерал медленно падал, прижав левую руку к груди. Она вскрикнула и, не обращая внимания на обстрел, побежала к штабу. Когда Женя подбежала, десятки рук уже подхватили Панфилова и внесли в комнату. Санинструктор-девушка припала к груди генерала, обнаженной ее ловкими, смелыми пальцами, и на мгновение все увидели глубокую рану. Но тут же бледно-розовая марля покрыла ее.

Женя оторвала глаза от груди генерала и взглянула на его лицо. Кто-то оттолкнул ее, оттеснил, но она успела увидеть и молчаливую боль, и еще ясный взгляд, и даже улыбку на губах генерала.