Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Дорога ветров

Угрюмые тучи нависли над нами, посыпался град. Стало холодно, темно; по дороге, покрытой белым слоем льда, потекли мутные ручейки. Мокрые холмы, ухабистая, залитая водой дорога — вид был совершенно как в подмосковном проселке в ноябре. Но за перевалом из-за тучи появилось синее небо, и мы спустились в низину, где множество круглых луж на желтой дороге казались зеркалами синего стекла — так ярко отражали они небесную синь. Множество мелких белых цветов рассыпалось среди зеленых полян полыни. Озеро Угей-нур, около десяти километров в длину, было как бы разделено на три части. Середина — в тени облаков — графитно-серая и шероховатая от ветровой ряби. Оба конца озера гладкие, без ветра, блестели синевато-зеленым стеклом. За озером потянулись низкие гранитные увалы, а справа от дороги поднялся довольно высокий хребет. Между увалами — широкая долина речки Цецерлэг, очень похожая на среднеазиатскую речушку, заросшая ивняком и высокими тополями, засыпанная крупной галькой, сверкавшей на солнце, как темное стекло. Казалось, что миллионы бутылок разбиты здесь на огромном пространстве. В сырых ложках между холмами появлялись яркие синие поля незабудок, иногда окаймленные огненно-желтыми лютиками. Название города и речки — „цветок“— оправдывалось. Склоны ближних гор тоже испещрены белыми точками цветов и выглядели очень нарядно в ярком солнце. При подъезде к Цецерлэгу встретились узкие хребтики, усаженные пирамидами голого камня на равных расстояниях друг от друга, совершенно точно воспроизводившие спины доисторических ящеров — стегозавров.

На одном из перевалов мы обогнали двух верховых охотников со старинными ружьями и сошками за плечами. Охотники гнали трех сарлыков, а один вез поперек седла маленького белого сарлычонка. Тот покорно лежал и, поднимая свою до комичности короткую и тупую, почти кубическую мордашку, бесстрашными черными глазами провожал наши машины.

Цецерлэг — самый приятный из всех виденных мною аймаков. Это настоящий городок, есть и двухэтажные каменные постройки. Много домов с садами и кустарниками в палисадах, везде заборы из распространенной в Улан-Баторе неокоренной лиственницы. Над городком господствуют серые кручи гор — обнаженные скалы, кое-где утыканные редкими лиственницами. У этих круч — большой монастырь с четырьмя храмами тибетской архитектуры. Теперь от них остались только пустые стены, окруженные множеством крохотных деревянных домиков — отдельных келий. Над монастырем, на середине высоты скалистой кручи, большое изображение бурхана — Будды, высеченное внутри овала из какой-то удивительно прочной красной краски, покрывающей поверхность скалы. Рядом еще два меньших изображения.

Перед Цецерлэгом — округлый зеленый бугор, совершенно скрывающий аймак с востока. Но стоило нам подняться на его вершину, как весь городок оказался прямо под носом. Сразу за аймаком, на западе, начинался подъем на перевал. С левой стороны к дороге подходил чудесный свежий лес — лиственницы, изредка кедры с полянами, усеянными желтыми и белыми цветами.

Необычайно длинный извилистый спуск за перевалом привел нас в горную долину. Густой лес хмурился с обеих сторон дороги. Кричала кукушка, верещали сойки, и стало казаться, будто мы совсем не в Монголии — настолько слился для нас облик страны с гобийскими пустынями. Спуск продолжался двадцать четыре километра. Дорога, покрытая ярким охристо-желтым песком, вилась по свежей зеленой траве вдоль темной стены леса с пятнами заледеневшего снега в тенистых местах. Наконец горы расступились, и мы выехали в широкую безлесную котловину. Опять встретились среднеазиатские речные долинки: широкая галечная россыпь, вдоль русла — заросли тополей, и у самой воды — ивняка. Деревья росли прямыми рядами, как будто нарочно посаженные. Кое-где виднелись белые домики, и повсюду — много юрт. Дальше лес занимал лишь северные склоны. Иногда деревья торчали частоколом на самом гребне хребтов, иногда лес спускался почти до подошвы гор. Большое впечатление оставила одна гора, могуче возвышавшаяся над дорогой на краю широкой равнины. На верхушке горы — гряда обнаженных скал, с северной стороны которой висел над кручей маленький клок леса — низкие раскидистые лиственницы.

Безлесные горы Хангая другие, нежели горы Гоби. Тут мало голого камня — это мягкие по очертаниям увалы, сплошь заросшие редкой бледно-зеленой травой. Природа Хангайских гор оправдывает название „Хан-гай“ („обильный“, „сытый“). Здесь даже обнаженные скалы округлы, с выпуклыми боками, сглаженные ветром, добродушного светлого цвета. Кажется, что самые горы — сытые. Гобийские скалы ощерены, со впалыми боками, почерневшие от пустынного загара, — у них действительно голодный вид.

Вдалеке перед нами — серые пологие купола высоких гольцов. Их склоны, как рубцами, были покрыты косыми висячими долинами, в которых лежал снег. Белые ребра гольцов сияли неимоверно ярко в голубой небесной дали.