Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Путевые очерки

Крепости и замки здесь, как правило, стоят на берегу тихих озер. Мне кажется, это сделано скорее ради прекрасных отражений в воде, чем ради неприступности этих оплотов феодализма. С той же целью шведы увенчали свои башни и круглые бастионы разными куполами, светильниками и сводами — пусть вся эта красота отражается в водной глади. Вот вам изображение замков в Кальмаре, Вадстене, Лецкё и еще где-то; и развалины монастыря, и мертвые крепости, отраженные в зеркале вод.  Замок над озером — один из характерных мотивов старой Швеции; другой мотив — это помещичья усадьба, длинная, старая аллея, и в конце ее красный или белый маленький замок, почти весь спрятанный в густом саду.  Шведская демократия не тронула аристократов, — она просто дала им возможность постепенно вымирать, как лосям или горностаям, и относится к ним деликатно, с почтительным, но пассивным сожалением.

И, наконец, старая Швеция, густо усеянная руническими камнями и надгробными памятниками в виде гранитных валунов. Иной раз думаешь — это всего-навсего межевой камень между покосами какого-нибудь Линдстрема и Линдберга, а оказывается, на нем вытесаны руны, при виде которых возликует сердце археолога. Иногда такие надгробные камни расставлены в круг или сложены так, что образуют подобие корабля викингов. В одном месте огромный гранитный камень положен на два других, и получается нечто вроде навеса над прахом какого-то стародавнего Ларсена. Современный человек в изумлении ходит вокруг, поражаясь, как смогли тогдашние люди водрузить такой чудовищно тяжелый камень.

Я нарисовал для вас эту могилу,  она находится у самого шоссе близ Треллеборга; удивительно, до чего таинственный и солидный вид придает окрестностям такой, как говорится, «памятник прошлого». Что поделаешь, величие и масштабы во времени внушают человеку такое же благоговение, что и безграничность пространства. Вы себе не представляете, сколько возле такого священного места валяется коробочек, станиолевой бумаги и оберток от фотопленки. Я думаю — всякий, кто проходит здесь, обязательно запечатлеет свою супругу в тот момент, когда она одной рукой опирается о древний камень, а другой поправляет волосы, которые треплет ветер с Балтийского моря. («Подожди, ведь я растрепана», — говорит «фру» своему мужу. «Неважно», — заверяет супруг и поспешно щелкает аппаратом; в мире становится одной семейной реликвией больше.)

Помимо исторических памятников, старая Швеция изобилует чистыми городками, красными сельскими усадьбами и вековыми деревьями. Но деревья я приберегу для другой главы.

Готландская земля

Да, я приберег старые деревья и лужайки, леса, гранит и озера до того момента, когда придет пора прощаться с северными странами; ибо самое прекрасное в них — это все-таки сам Север, то есть природа, зеленая, как нигде, богатая водами и растительностью, искрящаяся росой и небесами, отраженными в воде, — пасторальная и изобильная, мирная и благословенная природа Севера.  Я приберег под конец еще и красные с белым дворики, и стада черно-белых коров, канавы, заросшие цветущей таволгой, серебряные ивы и черный можжевельник, гранитные пригорки Зёдерманланда и длинные кудрявоволнистые холмы Смоланда, и сытое, ясное спокойствие ландшафтов Сконе. Ничего особенного, говорю я, да, ничего особенного, — но они прекрасны. Хочется ласково гладить их рукой, а не заниматься их описанием. Ничего особенного: скажем, островок, отраженный в спокойной воде; но почему же он кажется островом блаженства? Ничего особенного, всего лишь пятнистые коровы в тени старых лип жуют свою жвачку, но это похоже на картины старых голландских мастеров, которые любили писать коров и деревья. Или — всего лишь каменный мост через тихую речку. Но кажется, что ведет он в тот край, где нет ни забот, ни спешки, где, быть может, нет и смерти.  Или — просто красный с белым домик среди зеленых деревьев; но ты глядишь на него и думаешь: какое было бы счастье жить и хозяйничать здесь... Я знаю, это не так, я знаю, нелегко стать счастливым, человек, наверное, и в раю не научится этому искусству. Но такой уж здесь край, что путник готов тотчас поверить в мир, благополучие, покой и другие великие блага.