Собрание сочинений в шести томах. т.4

В этот момент его память подло применила недозволенный финт. Он долго маялся, пока на ум не пришла, миновав «Подсолнухи», самая тайная из возможных конспиративных ассоциаций: Безухов.

Тогда он, чуть ли не в одних кальсонах, бросился к соседке по лестничной площадке, молодой учительнице и демократке Ангелине Павловне. Не состоя с соседкой этой ни в каких отношениях, кроме как взять почитать книжку да поглядеть в «Словарь иностранных слов», Герман возвратил ей на-днях «Войну и мир».

В романе этом он, помнится, выискал нужную «фамилию одного из маршалов Наполеона»,а заодно и перечитал замечательное произведение. Нашел, что внешне он напоминает Пьера, а если бы был поумней, то и всего остального Безухова. Естественно, обрадовался он тогда, что загашник – во Льве Толстом.

Так вот, дверной звонок Ангелины Павловны не работал, поскольку он тоже был хоть и мелкой, но все ж таки глубоко родственной частью агонизирующей Системы.

Герман, как всегда, возбужденный предвосхищением чудесной опохмелки в шашлычной, нетерпеливо забарабанил кулаком по почтовому ящику.

На ранний такой шум вышел очень недовольный друг учительницы, тоже демократ и, судя по агрессивной внешности, активный разрушитель Системы.

Герман, раздраженный ехидно вежливой просьбой объясниться, за которой угадывалась бешеная ревность, резко демократа оттолкнул в сторону и рванулся к книжным полкам. Одной рукой придерживая кальсоны, другою он вытащил оба нужных тома из собрания сочинений. Ни в одном из них, разумеется, желанного загашника не было и не должно было быть.

Он был так подавлен, что даже не извинился и, производя на обоих молодых людей впечатление человека «с сорванной крышей», выбежал из квартиры.

Память его снова отвратительно сфинтила. Герман вспомнил, что одного чугрея из их картежной компании все звали Безуховым. Тот отлавливал бездомных собак и делал из них теплые кацавеечки для зябнущих уличных девочек, продававших свои тела западным и отечественным бизнесменам. Однажды какая-то тяжело раненная шотландская овчарка, собрав остаток сил и возмущения против зверского поведения двуногих волков, оттяпала у шкурника-картежника левое ухо, когда он хищно склонился над своею жертвой в раздумье, как бы ее так добить, чтобы не попортить шкуры…

На улице Герман решительно преградил дорогу свободному такси и, стукнув водителя – хамло и жлоба – лбом об руль, насильно заставил его рвать в нужное место, чего, конечно, не удалось бы сделать в наше смутное время, скажем, старушке, застигнутой врасплох сердечным приступом, или провинциалу, кормильцу семьи, драматически опаздывающему на поезд.

Герман, может быть, нашел бы тогда Безухова и потряс бы его как следует в поисках загашника, но, на счастье того шкурника, он услышал из окна такси, как деревенская баба свободно и жизнерадостно орет прямо на Манеже: «А вот – семя каленое-неказенное!!!» Только тогда нелепая его башка заработала в нужном направлении. Безухов быстренько увязался в памяти с Ван-Гогом и с копией его бессмертной картины «Подсолнухи», за которой он притырил загашник…

В общем, в Нью-Йорке Герман нисколько не желал повторения подобных воркутинских историй. Естественно, начав рассказывать, он не мог так вот с ходу остановиться.

Однажды, находясь под приличной балдой, он притырил в ресторации вокзала, в пожарном рукаве, висевшем в сортире, часть получки. Пожарный рукав разместили там во времена антинародной горбачевско-лигачевской акции, после того как двое алкашей не могли найти в сортире выключатель, распивая одеколон, как-то им там облились, зажгли спички в поисках закусона, который, кстати, свалился в толчок, вспыхнули синим пламенем и, конечно же, получили ожоги.

Так вот, вполне здраво рассчитывая попасть в ту ночь в вытрезвитель, Герман на всякий случай подстраховал себя от ограбления тамошними мародерами-наркологами. А на ноге, поскольку штаны у него в тот момент в сортире были спущены и чтобы собутыльники не просекли место притырки, он написал авторучкой: «пожар брандспойт».

В вытрезвитель он тогда не попал, но утром у себя дома начал вспоминать, куда же это он ухитрился притырить бабки?.. где же это он, черт бы его побрал, тиснул шифровку?

Мучился он, помнится, целую неделю. И только смотря по телику репортаж Невзорова о выволочке поваром с кухни вокзального ресторана Верхнего Волочка «левой», то есть краденой, свиной ляжки, радостно хлопнул себя по лбу. В памяти мгновенно и с дивной четкостью воскресли все его тайные предусмотрительные действия в сортире ресторана.

Он выбежал из дома и, вспомнив с необычайной четкостью все остальное уже в автобусе, тут же, на глазах у пассажиров, снял с себя штаны. Увы! Заветные слова совершенно были смыты с его правой ноги.