Собрание сочинений в шести томах. т.4

Когда Германа спросили, не хочет ли он побывать в музее, где находится один из вариантов тех самых вангоговских «Подсолнухов», Внуго снова шепнул ему что-то насчет зловредной опасности игры в рулетку вдали от Родины. Передачу об одном из игровых скопищ он смотрел в «Клубе кинопутешествий» еще на Воркуте и думал при этом, что неужели ж придется вот так врезать дуба, залечь в вечной мерзлоте до второго пришествия и ни разу не побывать в жутком и загадочном царстве рулетки?

Продолжая внутренне сопротивляться гибельному соблазну, Герман ответил, что тянет его пройтись с прогулочной целью по знаменитому мосту. Но тут же, против своей воли, спросил, как называется

«Узаконенное на Западе место выкачивания денег из карманов граждан».

Старая дама ответила: «Атлантик-Сити». Герман раскрыл уж было рот, чтобы воскликнуть: «К чертям, пошли лучше на «Подсолнухи»!» – но, к величайшему своему удивлению, произнес по-английски: «О ’кей! Лете гоу!» Даша, кстати, успела научить его нескольким дежурным выражениям.

Это было странно, но Внуго, который должен был бы всячески отговаривать Германа от поездки в Атлантик-Сити, тут же пояснил, что в борьбе с соблазном и азартом всегда нужно применять «Древнейший способ постепенной нейтрализации смертельной отравы».

Решив слегка и исключительно для противоядия поддаться соблазну игры, Герман окончательно лишился морали, воли и здравого смысла. Он отдал себя на волю случая.

Удовлетворенный, Внуго сказал ему: «Вынь из кейса всю зарплату. Она в любом случае – твоя. Остальное непременно оставь дома, чтобы не попасть в замазку, как в Москве. И если уж на то дело пошло, если ты, позорник, тряпка и использованная жвачка, то вали, козел, в Атлантик-Сити хотя бы в виде Деда Мороза. Тебе это там пригодится». – «Зачем?» – поинтересовался Герман. «Не знаю», – ответил Внуго.

Он зашел в свою комнату. Прочитав на бумажке «Евгений», достал кейс из-за портрета Пушкина. Снял резинку с одной из пачек сотенных. Взял оттуда свою зарплату. Попросил старую даму спрятать кейс с остальными деньгами в надежное место. Вновь сказал чистую и горькую правду, что доверяет ей гораздо больше, чем себе и своей памяти.

18

Вскоре он, старая дама и ее зять были уже в казино. В первый момент Герману показалось, что вокруг них вьются люди из команды теле- и фоторепортеров, которые ослепляли его вчера вспышками и задавали вопросы. Правда, в руках у них не было никакой аппаратуры. А то, что газетчики из таблоидов выслеживают русского Санта-Клауса, никак не могло прийти ему в голову.

Взглянув сначала на автоматы, потом на картежные столы и, наконец, на зеленые поля рулетки, Герман почувствовал, что все его существо вновь охвачено знакомой дрожью, пронизывающей в ответственные моменты жизни закоренелых игроков, донжуанов и молодых, прекрасно воспитанных, но не кастрированных псов.

Дрожь эта начисто заглушает в существе мужского пола предостерегающие голоса порядочности, верности любимой даме, здравого смысла и много чего другого, а в породистой и воспитанной собаке инстинкт священного повиновения хозяину.

Сначала идея игры, а потом и сама игра притягивают человека с неумолимой гипнотической силой, почему-то почти всегда побеждающей в нем доводы разума, совести и чувство долга.

А если к тому же человек, немного поначалу проигравшись, берет себя в руки и оставляет попытки проникнуть в тайны своевольного поведения Случая, то он, как это ни странно, вскоре начинает казаться самому себе полным дебилом. На хрена же, говорит ему внутренний голос, ты вообще ввязался в игру? Для того чтобы взять да и бросить псу под хвост бабки? Ты что, мудак, что ли, с Курской аномалии, чтобы мириться с таким вот Криворожьем судьбы?

Но дело в том, что в момент проигрыша – то есть в момент ошеломительного крушения победоносных бухгалтерских расчетов – даже самому гениальному человеку решительно невозможно признать себя идиотом. К тому же идиотом, лишенным веры в силы собственного разума, надежды на свое необычайное везение и, конечно же, любви и уважения к самому себе.

Это странное качество сознания, хитрый этот эффект саморефлексии, видимо, и есть причина едва ли не всех трагикомических ошибок и заблуждений не только отдельных личностей, то есть игроков и политиков, но и всего человечества на протяжении всей его бесноватой истории.

Конечно, даже самому патологическому игроку гораздо легче критически взглянуть на образ своей жизни, а затем и завязать ко всем чертям с игрою как с попыткой постигнуть разумом тайну Случая, чем человечеству воспротивиться однажды инерции рокового движения Истории в тартарары по рельсам и шпалам путей познания.