Есть поверье: чувствуя, что онСмертью близкой будет поражен,Раненный предвиденьем беды,Коршун ищет близости воды.И, найдя, кружит, и вдруг полетСразу и навеки оборветИ, раскинув крылья, с высотыПадает в прибрежные кусты.Так и я, к тебе свой путь прервав,Упаду среди недобрых трав,Так и я, сыграв свою игру,В воздухе высоком не умру.«Женщине, которой Гумилев…»
Женщине, которой ГумилевО грифонах пел и облаках,Строю мир я выше облаковВ сердце восхищающих садах.Говорю ей: «Есть для нас страна —Душу вынем и туда уйдем:Выше страха, выше смерти, выше снаНаш прекрасный, наш небесный дом.Помнишь, в древности мы были там.Словно в воду звездные лучи,Нисходили к смертным дочерямАнгелы бессмертные в ночи.Вспомни — в древности и ты былаЯрче звезд для Ангела Луны,И теперь еще добра и злаНад тобой два света сплетены».Но она грустна и смущена —«Разве можно верить — просто так?»Медленным движеньем у окнаКрылья-тени вскинула во мрак.Слушает — и не находит слов,Смотрит, но в глазах печаль и страх,Женщина, которой ГумилевО грифонах пел и облаках.«Как можно спать, когда кругом война?..»
Как можно спать, когда кругом война?Как можно лгать, надеяться и верить?Ведь безразличье — страшная вина…А дни мои — какой их мерой мерить? —Забота о себе, и нищета,Унылый труд, болезни, раздраженье…Как можно жить? Ведь это — пустота,Предельный мрак, слепое униженье,Удел Червя, улитки… И к чемуВсё «высшее», всё «гордое», все строки…(Дождь. Капли глухо падают во тьму.)Но я живу. И воздух Твой жестокийДыханию привычен моему.«Когда-нибудь опять весне и свету…»
Когда-нибудь опять весне и светуС открытым сердцем рада будешь ты;Когда-нибудь — как странно думать это —Под новым солнцем расцветут цветы.И мир усталый, бурей потрясенный,Забудет всё, и холод и войну.И этот век, тревожный и смятенныйКак мудрый старец, отойдет ко сну.«Легка, таинственна, неуловима…»
Легка, таинственна, неуловимаМечтательная грусть — и так остраКосая тень, что пролетает мимоСобора, освещенного с утра.Молитвами и звуками органаКак милость вновь на землю низвести?Опять вражда, открытая как рана,Отчаянье встречает на пути.Тысячелетней горечью напеваОна звучит — и отвечает ейПечальною улыбкой Приснодева,Склоненная над ношею своей.«Мы пленники, здесь, мы бессильны…»