Людьми немало вещих снов забылось.Но иногда случалось даже мнеПочувствовать, что жизнью повторилосьТо, что я видел некогда во сне.Я не скажу, чтоб это было что-тоБольшое, важное — скорее пустяки:Увижу вдруг, как улыбнется кто-то,Поправит волосы, или очки.И с этого момента вспоминаяСвой давний сон, я знаю наперед,Что сновиденью точно подражая,Допустим, с полки книга упадет,Мой собеседник чаем поперхнется,Автомобильный загудит гудок —И снова с повседневностью сольетсяПророчества неясный ветерок.«У берега в молчаньи музыкальном…»
У берега в молчаньи музыкальномСпадают ветки в солнечном тепле.Трепещут и колышутся печально,И отражаются в речном стекле.Лучи скользят, сквозь трепет неустанный,В холодную прозрачную волну.И падает зеленый лист нежданно,И тень его плывет за ним, по дну.Мы впереди искали наслаждений,Искали славы, счастья и наград,И вдруг остановились в умиленьиПред тем, что было двести лет назад,«Пространство между двух окошек…»
Пространство между двух окошекЗакрылось. Тронулся вагон…Глядит девица в макинтошеНа отступающий перрон.А за окном, не отставая,Между вагоном и стенойЛетит такая же вторая.Прозрачная. В туннель сыройВлетела и не зацепиласьЗа выступы, за провода.Душа! Не ты ли отделиласьВ тот невозможный миг, когдаПодземного туннеля грохотИ стук колес, и стекол звон,Как некий сатанинский хохот,Наполнил мчащийся вагон?Но вот, проехав два пролета,На станции «Reuilly-Diderot»,Скрывая легкую зевоту,Она выходит из метро.Осень («Херсонский ворон пролетал…»)
Херсонский ворон пролетал,В рассветных сумерках заречных,Я где-то, кажется, читал:«Любовь, как ворон, долговечна».И верно, до сих пор живетЗаря осенняя, степная,И чайки утренний полет,И цепь курганов голубаяВ моей душе. Туман речной,Теплея, делается розов.Вся в изморози, под горой,Дымится размерзаясь озимь.Дымятся на меже дубки.Идет мой конь широкой рысью,Как бы тумана завитки —Бегут борзые следом лисьим.И солнце пригревает вновь.И снова мне его сиянье,Как долговечная любовь —В часы последние свиданья.Сказка («Жизнь земную создал Бог…»)