Собрание стихотворений

Тихо и пусто вокруг,

Родина, выплакав слезы обильные,

Спит, и во сне, как рабыня бессильная,

Ждет неизведанных мук.

Вот задрожали березы плакучие

И встрепенулися вдруг,

Тени легли на дорогу сыпучую:

Что-то ползет, надвигается тучею,

Что-то наводит испуг...

С гордой осанкою, с лицами сытыми...

Ноги торчат в стременах.

Серую пыль поднимают копытами

И колеи оставляют изрытыми...

Все на холеных конях.

Нет им конца. Заостренными пиками

В солнечном свете пестрят.

Воздух наполнили песней и криками,

И огоньками звериными, дикими

Черные очи горят...

Прочь! Не тревожьте поддельным веселием

Мертвого, рабского сна.

Скоро порадуют вас новоселием,

Хлебом и солью, крестьянским изделием...

Крепче нажать стремена!

Скоро столкнется с звериными силами

Дело великой любви!

Скоро покроется поле могилами,

Синие пики обнимутся с вилами

И обагрятся в крови!

1906

x x x

В непринужденности творящего обмена

Суровость Тютчева -- с ребячеством Верлэна -

Скажите -- кто бы мог искусно сочетать,

Соединению придав свою печать?

А русскому стиху так свойственно величье,

Где вешний поцелуй и щебетанье птичье!

1908

x x x

О, красавица Сайма, ты лодку мою колыхала,

Колыхала мой челн, челн подвижный, игривый и острый,

В водном плеске душа колыбельную негу слыхала,

И поодаль стояли пустынные скалы, как сестры.

Отовсюду звучала старинная песнь -- Калевала:

Песнь железа и камня о скорбном порыве титана.

И песчаная отмель -- добыча вечернего вала,-

Как невеста, белела на пурпуре водного стана.

Как от пьяного солнца бесшумные падали стрелы

И на дно опускались и тихое дно зажигали,

Как с небесного древа клонилось, как плод перезрелый,

Слишком яркое солнце и первые звезды мигали,

Я причалил и вышел на берег седой и кудрявый;

Я не знаю, как долго, не знаю, кому я молился...

Неоглядная Сайма струилась потоками лавы,

Белый пар над водою тихонько вставал и клубился.

Ок. 19 апреля 1908, Париж

x x x

Мой тихий сон, мой сон ежеминутный -

Невидимый, завороженный лес,

Где носится какой-то шорох смутный,

Как дивный шелест шелковых завес.

В безумных встречах и туманных спорах,

На перекрестке удивленных глаз

Невидимый и непонятный шорох

Под пеплом вспыхнул и уже погас.

И как туманом одевает лица,

И слово замирает на устах,

И кажется -- испуганная птица

Метнулась в вечереющих кустах.

1908 (1909?)

x x x

Из полутемной залы, вдруг,

Ты выскользнула в легкой шали -

Мы никому не помешали,

Мы не будили спящих слуг...

1908

x x x

Довольно лукавить: я знаю,

Что мне суждено умереть;

И я ничего не скрываю:

От Музы мне тайн не иметь...

И странно: мне любо сознанье,

Что я не умею дышать;

Туманное очарованье

И таинство есть -- умирать...

Я в зыбке качаюсь дремотно,

И мудро безмолвствую я:

Решается бесповоротно

Грядущая вечность моя!

(Конец 1908 -- начало 1909) 1911?

x x x

Здесь отвратительные жабы

В густую падают траву.

Когда б не смерть, то никогда бы

Мне не узнать, что я живу.

Вам до меня какое дело,

Земная жизнь и красота?

А та напомнить мне сумела,

Кто я и кто моя мечта.

1909

x x x

Сквозь восковую занавесь,

Что нежно так сквозит,

Кустарник из тумана весь

Заплаканный глядит.

Простор, канвой окутанный,

Безжизненней кулис,

И месяц, весь опутанный,

Беспомощно повис.

Темнее занавеситься,

Все небо охватить

И пойманного месяца

Совсем не отпустить.

1909

Пилигрим

Слишком легким плащом одетый,

Повторяю свои обеты.

Ветер треплет края одежды -

Не оставить ли нам надежды?

Плащ холодный -- пускай скитальцы

Безотчетно сжимают пальцы.

Ветер веет неутомимо -

Веет вечно и веет мимо.

Лето 1909?

x x x

В морозном воздухе растаял легкий дым,

И я, печальною свободою томим,

Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,

Исчезнуть навсегда, но суждено идти мне

По снежной улице, в вечерний этот час

Собачий слышен лай и запад не погас

И попадаются прохожие навстречу...

Не говори со мной! Что я тебе отвечу?

1909

x x x

В безветрии моих садов

Искуственная никнет роза;

Над ней не тяготит угроза

Неизрекаемых часов.

В юдоли дольней бытия

Она участвует невольно;

Над нею небо безглагольно

И ясно,-- и вокруг нея

Немногое, на чем печать

Моих пугливых вдохновений

И трепетных прикосновений,

Привыкших только отмечать.

Октябрь? 1909

x x x

Истончается тонкий тлен -

Фиолетовый гобелен,

К нам -- на воды и на леса -

Опускаются небеса.

Нерешительная рука

Эти вывела облака.

И печальный встречает взор

Отуманенный их узор.

Недоволен стою и тих,

Я, создатель миров моих,-

Где искусственны небеса

И хрустальная спит роса.

Не позднее 13 августа 1909

x x x

Ты улыбаешься кому,

О, путешественник веселый?

Тебе неведомые долы

Благословляешь почему?

Никто тебя не проведет

По зеленеющим долинам,

И рокотаньем соловьиным

Никто тебя не позовет,-

Когда, закутанный плащом,

Не согревающим, но милым,

К повелевающим светилам

Смиренным возлетишь лучом.

Не позднее 13 августа 1909

x x x

В холодных переливах лир

Какая замирает осень!

Как сладостен и как несносен

Ее золотострунный клир!

Она поет в церковных хорах

И в монастырских вечерах

И, рассыпая в урны прах,

Печатает вино в амфорах.

Как успокоенный сосуд

С уже отстоенным раствором,

Духовное -- доступно взорам,

И очертания живут.

Колосья -- так недавно сжаты,

Рядами ровными лежат;

И пальцы тонкие дрожат,

К таким же, как они, прижаты.

Не позднее 22 октября 1909

x x x