Собрание стихотворений

                       ЧУФУТ-КАЛЕ

^{154}ПО-ТАТАРСКИ ЗНАЧИТ «ИУДЕЙСКАЯ КРЕПОСТЬ»

Твои черты вечерних птиц безгневней

зовут во мгле.
Дарю тебе на память город древний —
Чуфут-Кале.

Как сладко нам неслыханное имя

назвать впервой.
Пускай шумит над бедами земными
небес травой.

Недаром ты протягивала ветки

свои к горам,
где смутным сном чернелся город ветхий,
как странный храм.

Не зря вослед звенели птичьи стаи,

как хор светил,
и Пушкин сам наш путь в Бахчисарае
благословил.

Мы в горы шли, сияньем души вымыв,

нам было жаль,
что караваны беглых караимов
сокрыла даль.

Чуфут пустой, как храм над пепелищем,

Чуфут ничей,
и, может быть, мы в нем себе отыщем
приют ночей.

Тоска и память древнего народа

к нему плывут,
и с ними мы сквозь южные ворота
вошли в Чуфут.

Покой и тайна в каменных молельнях,

в дворах пустых.
Звенит кукушка, пахнет можжевельник,
быть хочет стих.

В пустыне гор, где с крепостного вала

обзор широк,
кукушка нам беду накуковала
на долгий срок.

Мне — камни бить, тебе — нагой метаться

на тех холмах,
где судит судьбы чернь магометанства
в ночных чалмах,

где нам не даст и вспомнить про свободу

любой режим,
затем что мы к затравленному роду
принадлежим.

Давно пора не задавать вопросов,

бежать людей.
Кто в наши дни мечтатель и философ,
тот иудей.

И ни бедой, ни грустью не поборот

в житейской мгле,
дарю тебе на память чудный город —
Чуфут-Кале.

1975

                  ХЕРСОНЕС

^{155}

Какой меня ветер занес в Херсонес?

На многое пала завеса,
но греческой глины могучий замес
удался во славу Зевеса.

Кузнечики славы обжили полынь,

и здесь не заплачут по стуже —
кто полон видений бесстыжих богинь
и верен печали пастушьей.

А нас к этим скалам прибила тоска,

трубила бессонница хрипло,
но здешняя глина настолько вязка,
что к ней наше горе прилипло.

Нам город явился из царства цикад,

из желтой ракушечной пыли,
чтоб мы в нем, как в детстве, брели наугад
и нежно друг друга любили…

Подводные травы хранят в себе йод,

упавшие храмы не хмуры,
и лира у моря для мудрых поет
про гибель великой культуры…

В изысканной бухте кончалась одна

из сказок Троянского цикла.
И сладкие руки ласкала волна,
как той, что из пены возникла.

И в прахе отрытом все виделись мне

дворы с миндалем и сиренью.
Давай же учиться у желтых камней
молчанью мечты и смиренью.

Да будут нам сниться воскресные сны

про край, чья душа синеока,
где днища давилен незримо красны
от гроздей истлевшего сока.

1975