Собрание стихотворений

Трудные потянулись недели!
Раньше я харчевне был хозяин:
Поварята тебе рыбу очистят,
Соскребут со сковородок сало,
Накрошат баклажанов и томатов,
А я только пальцем тычу в соус,
Пробую, хорошо ли упрело.
Тут же до зари беги на рынок,
Выискивай рыбу живую,
Курицу живую или барашка
(Ведь в живое яду не подсыплют),
Сам коли, сам и потроши их,
Да оглядывайся, чтоб не подкрались,
Да еще чтобы вкусно все было.
Соль да перец, да масло из оливок,
В их нутро ведь никак не влезешь —
Надо кошкам давать на пробу,
А покуда кошке перцу скормишь,
Она так тебя разутюжит,
Точно семьдесят бесов приласкали!
А еще оказался у Вардана
Вкус какой-то неправославный:
Все угодники, все отцы церкви,
Равно и апостолы Христовы,
Отварную кефаль обожали
Холодную, с подливкой томатной,
Да еще с лимончиком мессинским, —
А ему, вишь, понадобился соус,
Да особенный, из морских креветок.
Наберешь креветок, отваришь,
Да очистишь (сотни две, не меньше),
Да скорлупки истолчешь, поджарив,
Да положишь на ночь в козьи сливки,
Где они янтарем и розой
Жирный сок свой капельками пустят,
А утром собьешь из них масло
Да растопишь и с петрушкой потушишь.
Право, грамоте легче научиться!
Ну, сболтал я вышесказанный соус,
Подал, — заругался император:
От соуса, говорит, плохо пахнет,
Ты, говорит, брюнет пантикапейский,
От тебя, говорит, пахнет железом,
Нельзя тебе к сливкам прикасаться:
Их должны сбивать рабы-англы,
С бело-розовой кожей, от которых
Сладко пахнет мозговою костью.
Ну, достали мне рабов-англов,
Пахтают они креветочье масло.
Раскраснеются, распотеют,
Пахнут, верно, костью мозговою, —
А вдруг они яду подсыплют?
Лютая мука и тревога!
И пробовать этот соус трудно:
Кошки от него орут, как вепри.
Господи Иисусе пречистый;
Богородице Дево пресвятая,
Преподобный Димитрий Салунский, —
До чего же тошно мне живется!
Оскорбленья, порухи и обиды
Я глотать, как устриц, обязан!
Вот вчера на приеме малом
Патриарх сбор денег затеял
В пользу дев каких-то бездетных
Или младенцев бесноватых.
Раскошелились важные особы,
Кто номисму кладет, кто две номисмы,
А спальник, враг мой потаенный,
Сразу десять на блюдо брякнул
И такую постную сделал морду,
Точно он — Симеон Столпник.
«Ну, думаю, я тебя уважу!»
Запустил я за пазуху руку,
Вытащил золота пригоршню
И осыпал блюдо, как Данаю.
Подошел патриарх к базилевсу,
Тот же глянул на меня ехидно
И на блюдо кинул серебрушку.
Патриарх с укоризною кроткой
Говорит: «Император святейший!
Как же вы нещедры в щедротах:
Ваш, ничтожный перед вами, кухарь
Золота насыпал полфунта!»
Император поглядел злоехидно
И сказал: «Кухарь мой Спирька, —
У него хозяин богатый,
У меня таких хозяев нету».
Тут придворные все по этикету
Смехом разразились пискливым,
А спальник, лютый враг мой, скорчил
Невозможно постную рожу,
Точно он уже не Симеон Столпник,
А просвирка, накрошенная в оцет.
Так меня унизил император, —
Показал не другом, не слугою,
А каким-то паразитом тощим,
Подбирающим крохи с тарелок!..
Не пойму я моего Вардана:
То он ласков со мною и приветлив,
И не только наедине — на людях,
То становится грозным владыкой,
Тешится надо мной и пугает —
И на людях, и с глазу на глаз…
На базаре я недавно услышал,
Что монахи Федора Студита
Подобрали на паперти бродягу
При каких-то знамениях странных,
И уже зашушукались люди,
Что это-де базилевс грядущий,
Что Господь его указует
Как достойного царской диадимы.
Рассказал я об этом Вардану,
Не пугая — предостерегая,
Думал, будет хотя бы благодарность,
А Вардан сапогом меня двинул:
Ты, говорит, выдумщик подлый,
Как ты смел хоть на миг подумать,
Что божественное мое величье
Не во всех сердцах просияло?
Ежели бы так оно было,
То какого дьявола велит он
Подавать ему рыбу и жаркое
В запертой на замок посуде?
Врет он все и знает, что врет он,
Знает, что и я об этом знаю,
И гуляет брехня его за правду,
А попробуй, несчастный, перечить!