Зашаркал Михалыч, участковый резко повернулся к нему, хватаясь за амулет, но увидев деда, расслабился:
— А это ты, дед. Я уж думал, порвали тебя. Цел?
— Да чего мне сделаитси, — прошамкал Михалыч. — А и геройский же ты парень, сыскной воевода! Не забоялси такой тучи нечисти!
— Ну, если честно, то страшно было. Да тут любой испугается. Ты, дед, разве не забоялся?
— А чего мне бояться? Это будь я живым, страх бы как перепугался!
И Михалыча вдруг окутало плотное облако, а когда оно рассеялось, деда уже на том месте не оказалось. Как и участкового с Митькой. Они, побросав лопаты, улепётывали в сторону Лукошкино, перепрыгивая через могилы, и только визг Митьки висел над старым кладбищем.
Мы с Калымдаем, хохоча, покинули наше убежище, а на встречу, подхихикивая, шагал Михалыч с томно улыбающейся Машей.
Мы дружно смеялись, хлопали друг друга по плечам, делились впечатлениями, перебивая друг друга, пока Калымдай вдруг не воскликнул:
— Ох, ты ж! Солнце скоро взойдёт, поспешить надо, если не хотим остаться на весь день за стенами.
И мы рванули по той же дороге, что и участковый с Митькой и всё-таки успели затемно.
Разбудила меня булавка.
Точнее — Калымдай. Уже второе утро подряд! Что же им не спиться-то?!
— Федор Васильевич, участковый с бабкой пошли дом Тюри шмонать. Стрельцов с собой много взяли, собираются основательно там покопаться. Что делать будем?
— А Тюря же там прячется, у себя?
— Так точно.
— Ну и пусть его берут, как раз он свою последнюю роль и сыграет. Расколется у палачей, выложит им всё, лишнюю панику наведёт.
— Понял. Значит, не вмешиваемся?
— Нет. Твоих ребят там нет?
— Только ордынцев с десяток. Эти пусть сами отбиваются.
— Хорошо. До связи тогда.
Я встал, оделся, какой уж тут сон теперь.
Михалыча не было. Вышел, постучал к Маше, её тоже не оказалось на месте. Вот куда они ни свет, ни заря удрали? Пойду у хозяина спрошу, он-то должен был видеть, кто входит, а главное — выходит из гостиницы.
Хозяина расспрашивать не пришлось — внизу за столом сидел Михалыч за большим самоваром. Заметив меня, он тут же вскочил:
— А, внучек! Проснулся, милай? Пойдём, я тебе водички полью, умоешься, а там и завтрак подоспеет. Уж хозяин наш любезный расстарается сейчас. Правда, хозяин?
Мужик в фартуке часто закивал и метнулся на кухню. Запугал его, похоже, Михалыч своими шуточками.
Во дворе, вооружившись ковшиком и бадьёй воды, дед тихо спросил:
— Ты чего, внучек, рано вскочил? Случилось чего?
— Случилось. Блин, на спину не лей! Обыск у Тюри случился. Участковый со стрельцами сейчас там будет шорох наводить.
— Ох, ты ж! А мы что делать будем?
— Да ничего не будем. А что нам делать-то? Можем сходить, постоять в сторонке, посмотреть. А где Маша, кстати?
Дед хихикнул:
— А к хахалю своему, немчуре этой посольской умотала.
— Так рано?
— В ихней слободе кажное утро гимн немецкий поют хором, вот посол её и позвал вместе попеть. Да пущай резвится девка-то. Чай во дворце у Кощея-батюшки засиделася, а тут хоть душеньку отведет. А потом домой возвернётси, да еще и рыдать неделю будет по любви-то несчастной. Опять же развлечение.
Я махнул рукой. Машиной помощи сейчас не требовалось, пусть и правда свои любовные романы в реале отыгрывает, пока возможность есть. Может меньше капризничать будет.
За завтраком мы решили всё-таки прогуляться до дома Тюри, посмотреть, как там участковый с бабкой командуют. Однако туда мы так и не дошли, застряв на базаре.
Мы пылили по базару, уворачиваясь от навязчивых торговцев, старавшихся всячески впихнуть нам свои эксклюзивы, как вдруг дед дёрнул меня за рукав:
— Смотри-ка, внучек, уж не поп ли басурманский там шастает-то?
Я глянул в указанную сторону. Точно, пастор.
Швабс торопливо вошел в большую лавку с вывеской «Торговый дом “Аксенов и сын”».
— Давай, Михалыч поближе подойдем.
Вдоль торгового заведения была прибита доска, образовывающая вполне приличную лавочку, на которую мы с дедом и уселись. Михалыч тут же вытащил из кошеля небольшое вышитое узорами полотенце и, расстелив его на лавочке, махнул пробегавшему мимо пареньку с лотком:
— Эй, малой, что у тебя там вкусного?
— Пирожки с капустой, — затараторил малец, — расстегаи с визигой, пироги с яблоками, печенью, ливером, пирожки с яйцом и луком, свежие, только-только из печи!
— Тащи сюда.
— Дед, мы же только что завтракали! Ну, куда ты накупаешь-то?
— Тихо, внучек, — прошептал Михалыч. — Для отводу глаз это. Глянет кто, а тут два работничка перекусить сели и внимания не обратят.
А верно, молодец дед.
Минут через десять пастор, явно в крайнем раздражении, выскочил из лавки в сопровождении довольно колоритной личности, чья национальность моментально угадывалась по черной шляпе с широкими, слегка обвислыми полями, пейсами, свисающими из-под неё, да характерным носом.
Парочка остановилась недалеко от нас и нам было прекрасно слышно их беседу.
— Херр Шмулинсон, мне необходим всего драй штуки шварц шёлк и фир штуки шварц бархат, ферштейн? Вы мне продавать материя, а я платить деньги!