— Да, очень неопределенно как-то. А все равно семь этих самых штук, что пастор требовал, не мало на всю церковь?
— Да, поди пойми их. Может, он стены просто в черный покрасит, а из тряпок украшения повесит или на пол положит. Да нам-то какая разница?
— Да никакой по большому счету. Главное мы узнали, что месса в кирхе будет и подготовка к ней идет полным ходом. Надо Кощею доложить. Зеркальце с собой? Ага, давай сюда и прикрой меня.
Я связался с Кощеем и шепотом доложил о пасторе.
— Вот значит как? — довольно проскрипел Кощей. — Клюнула рыбка. Пора ротмистра нашего бравого на дело запускать.
— На какое дело?
Но Кощей уже прервал связь. Ну вот, всегда так. Калымдаю звякнуть что ли? Но тут мои размышления перебил Михалыч:
— Гляди-ка, участковый несётся!
— Верно. Куда это он?
Через базар и правда, бежал Ивашов, подбадриваемый горожанами.
— Эй, участковый, помочь заарестовать кого-нибудь? Ну, хоть кого-нибудь!
— Гляди, Ивановна, бежит-то как! А ноженьки мелькают, а рученьки машут, а взгляд-то какой, как у моего кума, когда тот в кабак намыливаетси!
— Поддай, сыскной воевода! А то ить без тебя всех поймають!
— Фуражку-то не потеряй, Никита Иваныч! Какой же милиционер без фуражки?
Мы удивленно переглянулись.
— Бежим за ним, Михалыч?
— Пойдем за ним, внучек. Нам-то куда спешить?
Потерять участкового было крайне трудно, хотя мы и двигались за ним не сильно торопясь. Стайки мальчишек и просто зеваки, бегущие за Ивашовым, чётко указывали нам дорогу.
— И кудыть это он направляетси? — размышлял Михалыч по дороге. — Не к царю понятно, но и не в отделение несётси. Смотри, на купеческое подворье завернул… Внучек, а видать караван-то наш пришёл уже в город!
— Вроде после обеда должны были прибыть…
— Да точно! Сам гляди — народу-то сколько собралось там!
Действительно, около ворот этого купеческого квартала, обнесенного высоким забором, собралась уже приличная толпа. Мы подошли поближе и Михалыч спросил у первого попавшегося мужика, стоявшего с разинутым ртом и не сводившего глаз с ворот:
— Эй, православный, а чё деется-то?
— Басурмане под видом купцов к нам пожаловали, — охотно поделился новостями зевака. — Целая сотня али две караваном прикинулися, а у самих там и сабли и пистоли, а говорят и пушку приволокли на верблюде! Ща палить начнут! Разнесут весь город на мелкие щепочки! Тикай, дед, пока не зацепило!
— Тьфу, балабол! — Михалыч сердито повернулся ко мне.
Но расспрашивать нужды уже не было. Гомонящая толпа развлекалась и комментировала происходящее.
— А царь-то батюшка на кобыле своей тудыть въехал! Весь из себя в железо закованный, сабельку в руке своей белой держит, лицо строгое, а взгляд суровый. Ох, полетят сегодня головы шамаханские!
— И стрельцы с ним ажно пять сотен! И пушки со стен поснимали и на басурман целят. Ух, ща пальнут!
— Кум, а кум, а ведь пальнут из пушек, так разнесут тут все стены, а? А может, помочь надобно? Может, товары с подворья разлетятся во все стороны? Может и нам перепадёт чего?
Михалыч дёрнул меня за рукав:
— Пойдём, внучек к дому казначея. Здесь нам делать нечего и так ясно, что удалась уловка Кощея с караваном.
— Кощей?! — услышала Михалыча толстая баба, стоящая рядом. — Ой, родненькие, так там сам Кощей с караваном пришёл! На самом большом верблюде сидит, да мечом-кладенцом из стороны в сторону помахивает грозно! Ох, как кинется сейчас на царя нашего, как снесёт ему голову буйную, спасайся, бабоньки, кто может!
Михалыч опять плюнул и потащил меня из толпы.
Едва мы отошли на квартал, как мимо нас снова пронесся участковый, только уже в обратную сторону.
— Ить как его! — захекал дед. — Насыпали-то соли под хвост сыскному воеводе!
Вслед за участковым пылила толпа зевак. Не скучно тут люди живут, ничего не скажешь.
Когда мы добрались до дома казначея, у его ворот снова бурлила толпа.
Опять ворота, опять высокий забор и ничего не видно. Зато было слышно.
Минут через десять после нашего прибытия вдруг грохнул выстрел, за ним еще один и еще! Раздались крики, звон оружия.
— На ордынцев видать стрельцы наткнулися, — прошептал дед.
Еще пара выстрелов и шум стал затихать. Надеюсь, Калымдая там не было.
Мы промаялись в ожидании еще с полчаса. Ворота наконец-то отворились и стрельцы вывели лошадку тащившую телегу, на которой вповалку лежали мертвые ордынцы. Следом вывели четырех связанных шамаханов, но ротмистра, к счастью, я ни среди убитых, ни пленных, не заметил. И последними из казначейского дома вышли участковый с бабой Ягой.
— А где ж Тюря-то? — шепнул Михалыч.
Я только в недоумении пожал плечами:
— Пошли в тихое местечко с Калымдаем свяжемся.
Тихих местечек в Лукошкино было полно. Остановившись в каком-то закутке, я вызвал Калымдая и от ответа просто… даже затрудняюсь подобрать слово… ну, охренел, пусть будет, как наиболее мягкое, но всеобъемлющее.
— Дворец на связи, — услышал я.
А вы бы не охренели?
— Э-э… Калымдай?
— Так точно, господин генерал.
— Дворец? Гороха?! Да что у вас там происходит?!
— Ну почему сразу Гороха? Мой теперь дворец.
— Калымдай…