Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

– Ябеда, – Михалыч горестно вздохнул и опустился на помост рядом со мной. – Ночь, тишина, пение церковное, благолепие… Сознайся, внучек, а ить так и хочется в колокол бабахнуть?

Я хихикнул и дед присоединился ко мне старческим хеканьем.

– Давай костыль, Михалыч, подготовимся заранее.

Дед закивал и полез в кошель. Порывшись, он торжествующе достал крынку, закрытую тряпицей, перевязанной бечевкой:

– Во!

– Чего, «во»?

– Грузди солёные! Откушай, внучек, вку-у-усные…

– Дед! Костыль.

– Костыль, костыль… – дед шарил в кошеле, доставая по предмету и показывая мне. – Мазь вот, от поясницы дюже хороша! Не? Ладноть… Сигара Кощеева, топорик вострый, одеяло на лебяжьем пуху, тё-о-оплое…

– Костыль.

– Да помню я про костыль! Что ты меня всё шпыняешь?! Думаешь, совсем память дедушка потерял?.. И зачем я рукавицу от рыцарского доспеха с собой таскаю?.. – дед швырнул железяку вниз и там загремело. – Память у меня, внучек отличная ишо! Вот, давеча…

– Костыль

– Дался тебе ентот костыль. Смотри, какая рубаха! Красная, узорами расшита… накинь-ка внучек.

– Костыль.

– Костыль, костыль… Ух, ты, табакерка! Из золота, с камешками. Смотри-ка, Федь, это я у эрцгерцога австрийского еще лет тридцать назад спёр! Так до сих пор с собой таскаю. Эх, времена были…

– Костыль. Кощей. Демоны.

– От, неугомонный ты, внучек. Костыль, костыль… Маслице свежее из-под коровки… Носки вязанные. Из собачей шерсти, внучек, зимой лучше не придумать! А карта европейская у меня откуда?.. А, это я ведь у посла прихватил случайно… Склянка отрезвляющая… Утюг. Хороший утюг, Федь, тяжёлый… По башке таким врезать…

– Стой, дед! Склянка отрезвляющая?! Ты же божился, что последнюю выпил!

– Путаешь ты что-то, внучек. Ну как я мог последнюю выпить-то, ежели последняя вот она?

– Так, дед. Давай немедленно глотай своё зелье. Глотай, глотай, а то враз с Кощеем свяжусь, тогда он тебя уже заставит глотать!

– Злой ты, Федя… – хлюпнул носом Михалыч. – Я ить к тебе всей душой, а ты… А вот и выпью! Вот назло тебе и Кощею твоему распрекрасному, возьму и выпью!

– Ну и хорошо. Давай я только одеялом этим лебяжьим тебя накрою, чтобы с улицы не увидели, как ты сейчас новогодней ёлочкой засияешь.

Несколько секунд и одеяло затряслось, подпрыгнуло и из него вылез Михалыч, задумчиво чеша в затылке. Трезвый, слава богам!

– Отпустило, Михалыч?

– А чёй-то было, внучек?

– Потом, деда, давай костыль скорее! И убери ты хлам весь этот, наконец.

Вот теперь, когда Михалыч был в норме, костыль лежал под рукой, меня начало немного потрясывать от напряжения. Темно было, жуть. Луна едва-едва давала свет и огоньки в окнах кирки не сильно освещали вокруг. А вот мелькало там что-то в храме этом, точно.

– Дед, смотри, а в кирхе кто-то есть уже.

– Верно, внучек, я тоже смотрю, тени там мельтешат. А вокруг ничего не видно. А, ну-ка, сейчас… – он опять закопошился в кошеле. – Ага, вот она.

Он достал кусок тряпки и повязал вокруг головы, закрыв ею глаза.

– Ты спать собрался? Чтобы луна глаза не слепила?

– Тю, на тебя, внучек. Это – погляделка. Штуковина такая колдовская, чтобы ночью как днем светло было.

– Очки ночного зрения, – перевел я. – Класс! А дай поглядеть, а?

Ну, не как днем, конечно, но видно было хорошо. Изображение было монохромное только белый и черный цвет и даже серых тонов не было. Резкие и очень яркие контуры, даже глаза защипало. Но я отчетливо увидел несколько мужских фигур, прячущихся вдоль забора слободы и, даже здоровенного котяру, нагло разгуливающего по соседской крыше, разглядел.

– На, дед, – вернул я повязку. – Бди.

И мы затихли в ожидании. Время тянулось медленно, ничего не происходило и я даже засомневался, а угадали ли мы с этой мессой? Может еще и завтра придется тут куковать.

– Ага, – вдруг зашептал Михалыч. – Идуть.

– Кто? Где? Ничего не видно.

– Бабка шкандыляет, – начал перечислять дед, – участкового, дружка твоего вижу, стрельцов шестеро, Митька, громила ихний. О, Горох, кажись.

– И царь туда же? Вот делать ему нечего…

– Смотри, смотри, внучек, бабка на забор руками машет, небось колдует, старая.

Я вгляделся во тьму. О, точно. На заборе возник светящийся прямоугольник размером с дверь, а из кирхи выбежали какие-то силуэты и шмыгнули в этот магический пролом.

– Странно, – протянул дед. – Мужики какие-то с кистями малярными да ведрами. Ремонт там, на ночь глядя делали?

– Участковый, наверное, какую-нибудь каверзу демонам придумал, – догадался я. – Ну, чего там дальше происходит? Ничего не видно…

– Маляры те убежали, а в забор вся милиция полезла.

– Ага, вижу.

Несколько фигур двигались теперь в другую сторону, от забора, к кирхе. Дверь церкви закрылась и… всё. Снова тишина и ничего не видно.

– В засаду залегли, небось, – предположил Михалыч.

И снова тягостное ожидание.

– Машку нашу вижу, – вдруг пробормотал дед. – С послом из-за угла дома выглядывают.

– Не попались бы…

Дед вдруг толкнул меня в плечо:

– Идут, внучек! Началось!

– Где?

– Да вон же! Десяток целый шагает. И пастор, кажется, впереди. Ага, точно он, злыдень.