Собственность Дьявола. Право на семью (СИ)

— Иди сюда, я согрею, — обняв за плечи, притягиваю жену к себе. Маша удобно устраивается на моей груди. Расслабляюсь, чувствуя, как мелкая дрожь в её теле сходит на нет.

В застекленной мангальной достаточно тепло, но пальцы её рук тоже холодные. Переплетаю их со своими, подношу к губам, согреваю дыханием. Свободная рука Маши поглаживает моё бедро. Прикосновения смещаются ближе к паху. Разжигают и без того жгучую кровь.

— Дети спят? — спрашиваю на автомате, оценивая потемневшие Машкины глаза. Зависаю взглядом на её счастливом лице, на алых, чуть распахнутых губах, и меня на ней тотчас клинит.

До чего же красивая.

Каждый раз смотрю на неё и не могу налюбоваться.

Ревную, хоть и знаю, что она моя.

Всецело моя.

Душой и телом.

— Не волнуйся, Павловна присмотрит за ними, пока мы ужинаем, — шепчет жена, недвусмысленно сминая ладонью внутреннюю поверхность моего бедра.

Пах горячим импульсом прошибает.

Двое суток на ногах. Устал как проклятый. Самого нехило в сон клонит. Но желание забраться к Маше в трусы намного сильнее внутренних процессов, которые сигнализируют моему организму о необходимости сна.

В дом пора. Принять горячий душ, потрахаться и рухнуть с ней на постель.

— Согрелась? — обвожу большим пальцем контур Машиной улыбки.

— Угу… — мурлычет жена, напоминая довольную кошку.

Поддавшись соблазну, я наклоняюсь и мягко, целомудренно целую в губы, ещё крепче вжимая в себя тёплое податливое тело.

— Эй, там, на галерке! — шутливый голос Дана под беззаботный смех парней и тестя вынуждает прервать наше недолгое абсолютное единение. — Ребят, может, присоединитесь к нам? У меня созрел тост!

Устремляем на Галецкого дружелюбные взгляды.

Данила наполняет мой стакан порцией виски. В Машин бокал символически доливает немного красного вина, к которому Мария почти не прикасалась за вечер.

— Уже присоединились, — поднимаю стакан, сосредотачиваясь на человеке, которому я безоговорочно доверяю безопасность своей семьи.

* * *

— За вас, ребята! За то, что, наконец, обрели друг друга и оба не сломались. За вашу крепкую семью. За мир в доме. За ваше счастье. За любовь. За верность. За понимание и за удачу. Пусть она всегда будет с вами! Горько!

— Горько! — подхватывают остальные.

Опрокинув вместе со всеми очередную порцию спиртного в себя, целую самые любимые и самые сладкие в мире губы. Они сейчас по-особенному вкусные. Мягкие. Податливые. С привкусом спелого манго.

У Маши глаза становятся влажными.

— Люблю тебя, — шепчу в слегка приоткрытый рот, чтобы только она могла услышать.

Не могу не озвучить свои чувства. Теперь эти слова сами собой слетают с губ. Рвутся из меня наружу вместе с глубинными эмоциями. Топят в ней. В моей чудесной девочке…

— Больше жизни люблю. Никогда не забывай об этом.

Маша согласно кивает, обнимая меня за шею.

Стираю подушечкой большого пальца сорвавшуюся с ресниц слезинку. Ласково так, аккуратно провожу по щеке, словно у неё кожа соткана из нежнейшего шелка и я боюсь его повредить.

— И я тебя люблю… очень-очень люблю… — судорожно вздыхая, жена прижимается к моим губам своими. По моему телу волна дрожи проносится. Ударяет в затылок чрезмерным возбуждением.

Уже сейчас готов ради неё горы сворачивать. Столько энергии и сил она мне даёт. Столько жизни прибавляет. Словами не передать.

— Дай-ка мне правую руку, — лезу в карман брюк за её обручальным кольцом.

Тот безумный роковой момент в морге, когда мне вернули его вместе с вещами Марии, запомнился на всю жизнь. Отпечатался на сердце обширным болезненным рубцом.

Я всё время хранил её обручалку. На цепочке у самого сердца носил. Память о ней берёг. А сейчас, как безумный, смотрю на любимую женщину, созданную из плоти и крови, живую, счастливую, и от чувства радости и искреннего восторга хочется заорать на весь мир.

— Что там у тебя? — с заинтересованным выражением лица, по-детски заглядывает она мне в кулак.

— То, что принадлежит тебе по праву. Символ обета, любви и верности. Одним словом — твой семейный оберег.

Раскрываю ладонь и замечаю, как глаза Маши озаряются при виде обручального кольца.

— О, Боже, Рус… Оно всё ещё у тебя? — вскидывает на меня неверящий взгляд. — Я думала, оно потерялось…

* * *

Взяв Марию за руку, уверенным движением возвращаю кольцо на безымянный палец. Жена с робкой надеждой смотрит мне в глаза. Я помню этот взгляд. В день нашей свадьбы, когда заключали с ней брачный союз, Маша смотрела на меня точно также.

От её взгляда в душе цунами проносится, разливаясь по нутру жгучим беспокойством.

Не бойся, родная, не обману. Беречь ещё больше стану. Любить буду как в последний раз.

Не разрывая зрительного контакта, целую её хрупкую кисть, после чего притягиваю Машу обратно к груди.

Места, где наши тела соприкасаются, опаляет жаром. Это происходит постоянно. Какая-то необъяснимая гребаная химия, которая меня, хладнокровного мудака, рядом с ней лишает здравого рассудка.

— Больше никогда не снимай своё кольцо, — прошу её осипшим на эмоциях голосом.

— Не сниму, — отвечает Маша, утыкаясь лицом мне в шею.