Ермолов бросил на меня последний взгляд, закрыл портфель и, не говоря ни слова, покинул кабинет.
А я осталась там, чтобы развалиться на части.
ГЛАВА 25
Я стояла в опустевшей комнате, глядя на распахнутую дверь, через которую только что вышел Герман. Я не ждала чего-то конкретного, когда прыгнула в неизвестность, заявив о намерении прекратить работу на него. Но Герман мог сказать что-нибудь… ну хоть что-нибудь!
Мужчина был так равнодушен и невозмутим. Словно все, что нас связывало, — столь несущественное, чтобы он приложил минимальные усилия и предпринял попытку поговорить, черт возьми, просто поговорить и выяснить, как нам быть дальше.
Он не нуждался во мне.
Он использовал мое тело для секса.
То, что я разглядела в этом нечто большее — не его вина.
Я позволила себе быть для него игрушкой.
Собрав по крупицам остатки достоинства, я направилась прямиком в свою спальню. С грохотом хлопнула дверью, ощущая приливы ярости. Рычала сквозь плач, пытаясь стряхнуть со своих плеч вес равнодушия Германа. Подошла к массивному шкафу и достала большую дорожную сумку, с которой несколько месяцев назад переступила порог этой огромной квартиры.
Начала запихивать из ящиков комода рубашки, кофты, футболки и брюки… не заботилась о том, что бросала вещи беспорядочно. Комкала и пихала. Комкала и пихала. Забив сумку до такой степени, что едва смогла застегнуть молнию, я плюхнулась на пол и схватилась за голову.
Куда податься?
Вернуться в общагу? Вряд ли в разгар учебного года для меня найдется местечко. Знаю, что после того, как я выселилась, мое место тут же заняла приезжая из другого города девочка.
И домой не вернуться, потому что… потому что больше не было у меня дома.
После того, как отца арестовали, я вернулась в нашу старенькую двушку, чтобы забрать кое-какие вещи для передачки… и каково было мое удивление, когда я вставила ключ в замочную скважину, а он не подошел. Я проторчала в коридоре несколько минут, возясь с замком, и вдруг дверь открыли. Изнутри. Выпучив глаза, я уставилась на незнакомую женщину, которая заявила мне, что является новой хозяйкой тех квадратных метров, куда я так старательно пыталась пробраться.
Папа продал нашу квартиру и не поставил меня в известность.
Я не знала, где он жил те десять месяцев, пока не попал за решетку.
Я не знала, куда и на что он потратил деньги, вырученные с продажи.
Я осталась ни с чем.
Без крыши над головой и без отца.
С каждой зарплаты я откладывала деньги на банковский счет. Накопилась приличная сумма, и мне чертовски не хотелось тратить ее на проживание в гостинице с завышенными ценами. Поскольку с сегодняшнего дня я безработная, то эти деньги пригодятся в будущем. Я, конечно, попытаюсь выбить себе местечко в общаге, но в случае провала придется подыскивать съемное жилье, что требует времени… которое я должна где-то переждать.
У меня так же не было никого из родных, к кому я могла бы обратиться за помощью.
Вытерев под глазами слезы, я перебралась с пола на кровать и пролистала телефонный список контактов. Из небольшого перечня зацепилась взглядом за номер однокурсницы Кристины. Эту девушку я бы назвала своим единственным другом. Мы частенько обедали вместе в университетской кафешке и до того, как я переехала к Герману, проводили время в общаге, готовясь к занятиям.
С недавних пор Кристина снимала жилье. Возможно, у нее найдется для меня местечко? Буквально на несколько дней.
Взволнованно прикусив нижнюю губу, я приложила телефон к уху.
— Лер, привет! — три длинных гудка спустя раздался бодрый девичий голос.
— Привет, я не отвлекаю?
— Нет-нет. Я тут релаксирую перед теликом. Ох, долбаные американцы. Зачем они создали Нетфликс? Уфф.
Я хрипло рассмеялась.
— У тебя что-то случилось? Какая-то ты не веселая.
— Я… уволилась с работы. Только что, — слова комком застряли в горле, прежде чем сорваться с кончика языка.
— Оу. Так-так, рассказывай.
— Долгая история, — мрачно сказала я.
Мои щеки пылали от одной мысли о том, как раскрепощено и грязно я проводила свои будни, работая на Ермолова.
— А я никуда и не тороплюсь, так что рассказывай, — возразила Кристина.
Судя по ее тону, она пребывала под впечатлением от полученного сигнала к сплетням. Гиперактивной, рыжеволосой полторашке (ее рост метр пятьдесят с лишним) с кукольными голубыми глазами палец в рот не клади — обсуждать жизнь других людей она любила. У Кристины имелась привычка отвлекаться на внешние факторы, и вместо того, чтобы погрузиться с головой в изучение учебного материала, она восторженно восклицала: «Какая красивая сумочка у Наташки Петровой!», или: «С каких пор Стрельцов стал таким красавчиков? Лер, а, Лер, ну ты глянь, какие у него ручища!». Недовольно и постоянно шикала на меня, когда я говорила ей сосредоточиться на более важных вещах, таких как сессия, например.
— Я сглупила, Кристин, — призналась я.