Герман — акула в наполненных кровью водах. Он превращался в беспощадного тирана, когда его либидо одерживало контроль над разумом. Ермолов часто терял самообладание, потому что слишком сильно возбуждался, и грань, разделяющая такие понятия, как правильно и неправильно, боль и наслаждение — стиралась.
Лера попала в больницу из-за него.
Она потеряла малыша из-за него.
Он не заслуживал милосердия, и что после произошедшего несчастья девушка вообще захочет его видеть. Герман был уверен, что сумеет выдержать недовольство Леры с ледяным выражением лица.
Его сердце билось для этой девушки, теплое и искреннее, пойманное в ловушку за железной грудной клеткой, под каменными плечами. Его сердце пылало от любви к ней. Ермолов знал, что сгорит для нее, словно феникс, и восстанет из пепла, став кем-то другим. Став человеком, с которым она могла бы встречаться.
Так что же пошло не так?..
Почему он не сказал Лере о том, что чувствовал? Почему его эго сыграло с ним злую шутку, и Герман предстал перед любимой женщиной равнодушным, холодным и жестоким?
Он действительно все испортил.
Нещадно разрушил то хрупкое равновесие, восстановившееся между ними.
И Лера смирилась с тем, что бессильна против эгоизма Ермолова. Бросила ему в лицо то, что яростно бурлило в ней и копилось в течение долгого промежутка времени, тем самым забив последний гвоздь в его гроб.
Она устала бороться за двоих — он понимал.
Неужели ему не суждено освободиться от оков собственного характера?
Проклятие Германа в том, что он родился таким сложным человеком.
Лера приняла решение собрать вещи и исчезнуть, будто вовсе не существовала для него. Герман испытал неимоверную радость оттого, что встретил девушку в вестибюле, прежде чем расстаться. У него болезненно сжалось сердце, когда он оценил решительный настрой Валерии уйти.
Он стоял посреди коридора подобно истукану, плотно стиснув зубы, с последней надеждой на то, что Лера передумает в последний момент и не покинет дом… несмотря на то, что Герман напортачил так, что между ними ничего уже нельзя было починить.
Он позволил ей уйти.
Он отпустил ее.
Прошло восемь дней.
Восемь долгих и одиноких дней без солнечной улыбки его девочки. Восемь бесконечных дней, на протяжении которых необъятное чувство вины пожирало Германа.
Восемь дней удушающей, разрывающей на части тишины.
Ермолов не нашел ничего лучше, кроме как с головой окунуться в работу. Утомляться так, чтобы однажды забыть собственное имя.
Как же он тосковал по своей неуклюжей горничной.
ГЛАВА 27
ГЕРМАН
Герман постучал костяшками пальцев по железной двери квартиры. Он так же позвонил в звонок и побрякал по металлу вновь. Ему пришлось подниматься на пятый этаж пешком, так как в жилом здании не было лифта.
Нервничая, мужчина ослабил узел галстука и подумал, что ему не следовало наряжаться в костюм от «Армани» для встречи с Лерой. Вряд ли она оценит вычурность бренда. Да и к тому же он с легкостью мог за что-нибудь зацепиться, или испачкать материал — состояние подъезда оставляло желать лучшего. Вероятно, в последний раз косметический ремонт делали в момент постройки дома лет так семьдесят назад. От стен, разукрашенных граффити и рисунками мужского полового органа, отваливалась штукатурка. Этажом, или двумя ниже разносились крики из чьей-то квартиры вперемешку с отборным матом.
Ермолов обработал руки антисептиком несколько раз, прежде чем войти внутрь здания. Он морщился, осторожно ступая по лестнице, и под конец подъема перепрыгивал через ступень-две.
Неужели Лере приходится жить в таких отвратительных условиях?
Ему хотелось немедленно увидеть ее и забрать в свой дом. Она начнет сопротивляться — бесспорно. Герман решил, что попросту закинет девушку на плечо и утащит таким образом.
Разумеется, он знал, куда Мелентьева отправилась в день своего увольнения, потому что потребовал от Артема четкой инструкции о том, в какое место Лера приехала, к кому и на какое время. Ему необходимо было знать, что она окажется в безопасности, чтобы и самому не проводить бессонные ночи, гадая, не ограбит ли ее кто-нибудь на улицах жестокого мегаполиса, и не изнасилует.
Ермолов терпеливо ждал, пока кто-нибудь откроет ему дверь.
Наконец, послышался звук поворачивающегося замочного механизма. Дверь ему открыла маленькая рыжеволосая девушка, одногодка Леры. Она, должно быть, ее однокурсница Кристина.
Хлопая длинными ресницами, подруга Мелентьевой вопросительно уставилась на Германа.
— Здрасьте, — буркнула она, закутываясь плотнее в шелковый халатик. — А вы к кому, мужчина? Если вы что-то продаете, то сразу до свидания…
— Нет, я ничего не продаю, — брюнет издал резкий смешок.
— Гмм, — выпятив нижнюю губу, Кристина призадумалась. Она пробежалась по Ермолову оценивающим взглядом. Ее интересом завладели сверкающие часы на запястье незнакомца. Оценив мысленно стоимость аксессуара, девушка сложила губы в форме буквы «О», будто на нее снизошло озарение. — А вас случайно не Германом Давидовичем зовут?
— Вы знаете обо мне? — он приподнял брови в удивлении.