Собственные записки. 1835–1848

28-го числа, в 4-м часу утра, сделана была в лагере тревога. Все войска выстроились, и государь повел их на маневры, которые продолжались около 5 часов. Я также присутствовал на них. Государь во все время несколько раз обращался ко мне с разговором и был очень милостив. Во время маневров сих произошло два несчастья: сгорело одно селение и один кавалерийский офицер опасно ушибся. Когда загорелось селение, то государь сказал:

– Вот неудобство соломенных крыш; нельзя сделать одного выстрела, и селение загорается.

Огороды и часть полей были вытоптаны, но жители смотрели на сие равнодушно, потому что их за то втридорога вознаграждают. Мне говорили даже, что, наученные опытами прошлых годов, они едва засевают огороды свои, в той уверенности, что они будут вытоптаны и что за сие они соберут тройную жатву.

Тут я познакомился и с прибывшими принцами; тут находился также известный французский генерал Донадьё, и многие офицеры разных держав.

Заметив правильность движений и совершенное образование гвардейских войск, я поспешил предупредить государя, что он не найдет сего в армейских войсках на предположенном смотре в Белой Церкви.

– Как? – сказал государь, улыбаясь, – разве не знают боевых порядков? Разве жалонеры[23] не умеют брать дистанции, разве батальонные командиры не умеют находить мест своих? В этом и состоит только вся хитрость. Впрочем, уж мы сами распоряжаемся, назначая движения.

По окончании маневров, я возвратился в Санкт-Петербург, и так как в тот день отправлялась почта в Киев, то я едва успел написать краткое письмо фельдмаршалу, уведомляя его об исполнении части его поручений.

29-го числа я виделся с братом Мордвиновым, который, говоря о деле Левашова, сказал, что они удивляются, что не получают из Киева известий от жандармского полковника Дохтурова, который весьма хороший человек, но ничего не делает. Я отвечал ему, что Дохтуров человек весьма дельный и хороший, но что у нас было слышно, будто ему не велено входить с какими-либо представлениями, потому что все дела такого рода были возложены на Левашова. Мордвинов отвечал мне, что это сущий вздор и…

Я был также у князя Меншикова и просил его о назначении генерал-майора Вейрауха вторым комендантом в Выборг; но он не изъявил на сие согласия, отзываясь большим излишеством чиновников. По делу Левашова он сообщил мне вещь, довольно вероятную и именно, что он первый раз писал к министру о Карпове неофициально, а письмом или запиской, с тем намерением, чтобы под рукою повредить, не полагая, что последствия будут столь важны. И в самом деле, мог ли граф Левашов писать рапорт по делу уже конченному, и решился ли бы он так писать в официальной бумаге, за которую он подлежал ответственности?

Целый день я занимался записыванием слышанного мной накануне и изготовил к фельдмаршалу письмо, которое отсылаю с фельдъегерем.

30-го июня ввечеру я прибыл в Петергоф и по приезде моем был встречен фельдъегерем, который вручил мне знаки ордена Белого орла, копию с грамоты и письменное поздравление военного министра, при коем он препровождает все сие. Я должен был немедленно одеваться, дабы поспеть к императрице поздравлять ее с днем ее рождения, что двор делает накануне; тут же мне надобно было вместе и представиться. Я отправился и, как мне не было времени пригнать новую ленту и звезду, то я надел аннинскую. Представление уже началось, то было в 9 часов вечера. Военный министр, увидев меня, советовал надеть синюю ленту, потому что сие государю не понравится и сколько я ни говорил, что не поспею, он находил необходимым для меня надеть новую ленту, почему я, возвратясь, надел ее и в одиннадцатом часу явился на бал, в течение коего военный министр представил меня императрице. После полуночи бал кончился. В продолжение сего времени военный министр отвел меня и сказал по секрету, что государь желает дать мне в командование корпус и что сие последует до окончания занятий моих по временной счетной комиссии, учреждающейся в Киеве, так чтобы я мог в одно время заняться и тем и другим. Клейнмихель мне также сказал на стороне, что в оправдательном рапорте своем Левашов… упоминает о слезах своих, которые утирает и т. п.

1-го числа июля началось разводом. Позен спросил меня от имени министра, какое фельдмаршалу угодно дать назначение сыну его, коего государь намеревался определить в артиллерийское или инженерное училище. Я отвечал, что мне сие неизвестно; что если меня о сем спросят письменно, то я обращусь с тем же вопросом к фельдмаршалу, почему мне и была прислана о том записка.

На выходе, после развода, государь поздравил меня с новым орденом и сказал, что сие в задаток и что он надеется, что будущая служба моя будет соответствовать предшествовавшей, к чему он, награждая меня за прошедшую, желал поощрить.