Собственные записки. 1835–1848

В предположении, данном мне письменно от военного министра, предоставлялось мне избрать Большое Пулково или Лигово для собрания своего корпуса. Шильдеру назначено было село Витино, верстах в 40 от первых двух пунктов; но село Витино было написано на подскобленном, потому что в первом предположении государя, отправленном в гвардейский корпус, назначено было село Кипень, лежащее ближе к моему сборному месту. Корпус Ушакова, в коем государь был начальником штаба, имел собраться в Гатчине. Корпус сей, названный Белорусским, как равно и мой, начинали действия свои 9-го числа, в 4 часа по полуночи, и в том же повелении военного министра было написано, что Лифляндский корпус Шильдера начинал свои действия 9-го же числа после полуночи. И как последнее распоряжение сие не согласовалось с написанной диспозицией, то я и располагал спросить у министра определительного назначения времени к выступлению Лифляндского корпуса. По приезде моем в Красное Село мне доставлена была от гвардейского корпуса первая диспозиция, напечатанная, в коей значилась Кипень сборным местом, а не Витино; почему я спросил на ученье министра, которому из сих двух распоряжений должно было следовать. Он мне отвечал с неудовольствием, что я не должен сомневаться в том, чтоб он передавал мне неправильно приказания государя; на счет же времени начатия действий Лифляндскому корпусу отвечал, что в повелении означено весьма ясно: 9-го числа после полночи, что значило по истечении 9-го числа, то есть 10-го; почему я и отметил толкование сие на данном им повелении.

Из сего явствовало, сколько мне противоставляли препятствий для соединения с Лифляндским корпусом, который оставляли все 9-е число в бездействии, тогда как я один с малыми силами должен был бороться против всего Белорусского корпуса и, следовательно, быть разбитым того же дня, а Шильдер следующего. Дабы более удостовериться в справедливости сего предположения, я при удобном случае спросил о сем государя, который мне подтвердил, что Шильдера 9-го числа беспокоить не будут; притом государь сказал мне, что надобно определить театр военных действий, дабы я не мог идти далее Царского Села. Государь всякий день напоминал мне о сих маневрах и говорил при иностранцах шутя: «Celui-lŕ nous donnera du fil ŕ rétordre»[28]; то же самое говорила мне императрица. Я же постоянно отвечал всем, что буду жертвой, но постараюсь погибнуть со славой. Граф Орлов, принимая во мне участие, советовал мне отступить на Бабий Гон[29] (что близ моря), где была крепкая позиция, по примеру, как сие сделал князь Меншиков на маневрах, и удовольствоваться, если мне удастся отбить несколько батальонов; потому что государь часто заносился с малой частью в преследовании. Князь Волконский мне также советовал идти к Бабьему Гону. Но план действий моих уже был решен: – я располагал 9-е число провести в фальшивых атаках, дабы заманить Белорусский корпус к стороне моря, а в ночи с 9-го на 10-е пройти в тылу того корпуса, где и соединиться с Шильдером около Дудергофа. Посему я и дал приказания свои Шильдеру и нашел его готовым к сему предприятию, предпочитая в случае неудачи быть разбитым за Красным Селом, чем быть приперту к морю. Шильдер опасался только сим действием поперечить желаниям государя, располагавшего собрать все войска в окрестностях Петергофа 11-го числа к готовящимся празднествам и дать императрице, приезжим принцам и иностранцам зрелище сражения в окрестностях Петергофа; но я, видя желание государя испытать меня, не решался в сем случае поступить против моего начертания, а потому и сказал Шильдеру, дабы он сослался на мое приказание, в случае если бы на него стали негодовать, и взял с него обещание никому не говорить о сем предположении: ибо здесь нет тайны, и служащие вообще, пренебрегая обязанностями своими, занимаются большей частью разведыванием и переносом слышанного, какого бы то содержания ни было.

Желая употребить в пользу такое расположение людей, среди коих я был совершенно чужд, как по малому знакомству, так и по различию в понятиях о вещах, я передал многим по секрету, что полагаю позицию Бабьего Гона весьма выгодной и называл отдаленнейшие обходные дороги, ведущие к ней от места расположения, как моего корпуса, так и Лифляндского, отклоняя всячески мысль о возможности соединиться в тылу Белорусского корпуса. Военный министр с самой неловкой коварностью спросил меня, какой у меня был план действий, прибавив, что я не должен сомневаться, что он сохранит сие в тайне, но что, впрочем, он у меня не требовал сообщения мыслей моих. Я отвечал, что признавал положение села Копорского, лежащего по дороге к Бабьему Гону, весьма выгодным и что при оном, вероятно, могла быть сильная встреча.

– Не правда ли? – сказал он улыбаясь. – Вы видите, как это место важно; я также думаю и потому советовал бы вам осмотреть места сии.