Обратившись к прусскому генералу Цитену, государь сказал ему: «Je suis obligé de faire cela pour mes généraux; car la plupart de ces messieurs n’a peutętre pas vu le feu»[46]
. И в самом деле, действие сие казалось всем странным: ибо пехота отстала более чем на версту, и из артиллеристов было прислуги при каждом орудии не более трех человек, которые и продолжали пальбу; несколько орудий не попали в свои места и были вытеснены из общей линии. Государь сим не довольствовался и, не дождавшись прикрытия и прислуги, приказал взять на передки и опять идти вперед. Тогда начальник резервной артиллерии, генерал Самойлов, подъехав к государю, сказал, что сего сделать нельзя, потому что прислуги нет и некому взять орудия на передки. Когда же подошла прислуга, то артиллерия опять двинулась вперед; а пехоте, далеко отставшей, приказано было перестроиться так, чтобы задние резервные полки перешли в первую линию, через что движение их опять замедлилось.– Вот какая пехота! – сказал государь. – Оставляет артиллерию без прикрытия; ежели б я был на месте неприятеля, я бы давно уже атаковал эту артиллерию и взял ее всю.
При сем он послал меня, чтобы подвинуть 11-ю дивизию, которая перестроилась по его приказанию. Между тем с подоспевшими батальонами государь атаковал местечко Белую Церковь и занял оное с барабанным боем, чем и кончились маневры.
С того времени, как войска поднялись, они были под ружьем 11 часов; но люди, ободренные похвалой государя, не жаловались на усталость. Генералов государь собрал пред войсками и сделал им несколько замечаний, но весьма хладнокровно. Он, кажется, не мог быть недоволен в сей день, хотя и сердился несколько раз. После того он возвратился в Александрию, отобедал наедине с генералом Цитеном и в 5 часов пополудни выехал в Новую Прагу для осмотра собранного там кавалерийского корпуса. Когда он садился в коляску, то сказал мне, чтобы я занялся своим корпусом и поставил его на ту ногу, как он его видеть желает.
14-го же Адлерберг сообщил мне от имени государя, что его величество не соизволяет на назначение начальником дивизии, на место Маевского, одного из названных мною трех генералов (Галафеева, Соболевского и Гасфорта), но предоставляет мне избрать из трех: Линдена, Данненберга или Варпаховского. Я отвечал, что по разным причинам не могу избрать ни одного из них. Сие решение государя было еще сделано накануне. По-видимому, государь, оставшись доволен движениями Маевского во время маневров, кажется, переменил свое мнение; потому что, когда я 15-го числа послал в Новую Прагу[47]
адъютанта своего к Адлербергу с разными бумагами, от меня требованными, и, между прочим, изменив решение свое, просил назначения Данненберга, то государь отказал мне в том, и Адлерберг отвечал, что сего нельзя было государю ныне сделать, потому что он остался доволен Маевским на маневрах.Так кончились смотры в Белой Церкви. Вообще заметно было неудовольствие государя во многих случаях; но причиной сему, как кажется, было не дурное состояние пехоты, в каком она от позднего осеннего времени представилась, но дурное впечатление, с коим государь прибыл уже в здешнюю сторону. При свидании его с фельдмаршалом в Киеве, он провел более получаса с ним, но не дал ему случая выговорить ни одного слова, а все рассказывал о поездке своей в Вену[48]
. Фельдмаршал и без того не располагал приносить ему никакой жалобы; но мысль об оскорбленном старце не могла не беспокоить государя, и он, в охулении войск, под его командой состоявших, искал как бы оправдания своему поступку.15-го числа я еще оставался в Белой Церкви для окончательных распоряжений по госпиталю, а 16-го возвратился в Киев.
Во время поездки в Крым я получил приятное для меня известие о назначении Соболевского вместо Маевского для командования 13-й дивизией, вопреки сделанного мне отказа; с другой стороны, я получил официальный отказ от Бенкендорфа, по воле государя, в просимом дозволении перевезти тело Муравьевой из Сибири в Россию.
8-го числа к вечеру брат Александр приехал к берегу Днепра, через который он не мог в тот вечер переправиться, потому что лед на реке не был еще тверд. 9-го поутру я поехал к нему, и он переправился со всем семейством на правый берег и остановился у меня. Сегодня получил я уведомление Клейнмихеля о том, что государь, по ходатайству моему, наградил некоторых военных чиновников, представленных мною после белоцерковного смотра.
17 числа я выехал из Киева со всем семейством, сделав нужные распоряжения, дабы брат Александр, имевший выехать после меня, встретил всевозможные пособия, как в Киеве, так и по пути.
20-го я прибыл в Елисаветград, где был дружески принят Сакеном. 22-го в Николаев, где я ночевал у адмирала Лазарева, а 24-го в Одессу, где семейство мое, по приглашению, остановилось в доме Пуля, а я в трактире.