Читаем Собственные записки. 1835–1848 полностью

В сей день мне удалось предварить Бенкендорфа и просить его запиской о разрешения на вывоз из Сибири тела умершей Муравьевой, бывшей графини Чернышевой[42]. Он обещал мне сделать сие, и так как я в Киеве спрашивал, сделал ли он что-либо в пользу брата моего Александра, и он тогда отвечал мне, что нет, то ныне объявил мне, что брат будет назначен губернатором в Киев или Каменец-Подольск. О первом деле я опять спрашивал вчера Бенкендорфа, и он сказал, что будет исполнено.

Киев, 20 октября

13-го числа государь делал смотр собранным бессрочным отпускным нижним чинам двух губерний и остался ими очень доволен, за что и изъявил мне свою благодарность. Оттуда поехал он смотреть госпиталь, коим также остался доволен. В сие же посещение госпиталя он отделил несколько нижних чинов из числа больных, которых находил слабыми, и приказал мне отправить их в домовые отпуска на различные сроки, для поправления здоровья. До сих пор он был всем доволен и поехал в лагерь моей дивизии. В приказании, отданном накануне о сем посещении, сказано было, чтобы до прибытия государя в лагери не выводить людей на линейки до приказания, но не было определено, где им находиться до того времени; а потому начальник дивизии Маевский и начальник штаба моего Гасфорт, которого я послал заблаговременно в лагерь для наблюдения за порядком, затрудняясь назначением мест для людей до вывода их и принимая в соображение, что нет правила, по коему бы встречался начальник в лагерях иначе, как на линейках, приказал людям не выходить из палаток, а ожидать приказания выйти вперед. Подъехав к лагерю, государь встречен был начальниками и дежурным; но из солдат никого не было наружи, что и было причиной тому, что государь рассердился и с жаром заметил дивизионному начальнику, что распоряжение сие глупо и что начальники обязаны приучать людей к присутствию государя, а не прятать их. Ясно было, однако же, что сие было не с тем умыслом сделано, а единственно от недоумения. Но тут случилась новая беда: люди по приказанию выбежали из палаток, и с большим трудом могли им помешать выстроиться, устанавливая их кучками; но так как при представлении людей в лагерях на линейках не должно скидывать фуражных шапок, а случай сей был нов, то нижние чины, при всем желании раскрыться в присутствии государя, не смели снимать шапок. Государь с гневом приказал им скинуть их и, рассекая толпы людей, останавливался и говорил с солдатами. Все перезябли до крайности; но до такой степени велика привязанность русского солдата к своему государю, что они при виде его забыли труды и усталость и в восторге своем оживились новыми силами. Однако же вышеписанные два обстоятельства изменили расположение государя, который выехал недовольный.

Того же дня все генералы, полковые и артиллерийские бригадные командиры были призваны к столу государя. Он был нездоров, как кажется, от простуды и поручил фельдмаршалу Паскевичу принимать вместо себя. В течение сего утра я несколько раз виделся с графом Виттом, который сказал мне, что князь Паскевич, говоря о назначении 4-го корпуса в действующую армию, отозвался, что сожалеет, что командиром оного был Кайсаров, а не я. Паскевич, продолжал Витт, видно познал ничтожность и пустословие Кайсарова. Я же, со своей стороны, в сем случае еще более удостоверился в лицемерстве и ничтожности самого графа Витта, казавшегося перед тем самым близким приятелем Кайсарову и еще накануне действовавшего по наущению его, вопреки всякому порядку службы и против распоряжений, зависевших от моих обязанностей.

В 7 часов вечера государь призвал меня с графом Виттом к себе. Он начал благодарением меня за сбор отпускных и, пожав мне руку, сказал:

– Видишь, Муравьев, что это дело удалось; а ведь никто не ожидал успеха.

– Государь, я сам не ожидал оного, – отвечал я, – и собралось их более предположенного числа; но сие удалось в первые два года; в каком же виде люди сии будут на третий и четвертый годы их отпуска, может показать один только опыт.

За сим государь стал говорить о смотре без всякого неудовольствия и жаловался на дурное состояние пехотных дивизий. Я утверждал, что дивизии корпуса Кайсарова и в особенности генерала Шульгина, в хорошем положении. Граф Витт говорил то же самое обо всех трех и выхвалял начальников дивизий. Тогда государь стал судить о них и сказал графу Витту:

– Воля твоя, я в Горчакове никакого толка не вижу; он человек пустой и где я его ни встречал, то кроме беспорядка ничего не видел у него. Он был генералом-квартирмейстером в Турецкую войну и ничего путного не сделал.

Когда государь начал говорить о Маевском, то я счел обязанностью своей в третий раз сказать то же, что говорил о нем, представив его как человека усердного, но не знающего службы и не могущего потому с пользой командовать дивизией, и как государь утвердился в выгодном мнении на счет Маевского, то я решился сказать, что он даже лишился уважения между своими подчиненными.

– А! Когда уважения лишился, – отвечал государь, – тогда дело уже плохо, и не ему командовать дивизией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары (Кучково поле)

Три года революции и гражданской войны на Кубани
Три года революции и гражданской войны на Кубани

Воспоминания общественно-политического деятеля Д. Е. Скобцова о временах противостояния двух лагерей, знаменитом сопротивлении революции под предводительством генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Автор сохраняет беспристрастность, освещая действия как Белых, так и Красных сил, выступая также и историографом – во время написания книги использовались материалы альманаха «Кубанский сборник», выходившего в Нью-Йорке.Особое внимание в мемуарах уделено деятельности Добровольческой армии и Кубанского правительства, членом которого являлся Д. Е. Скобцов в ранге Министра земледелия. Наибольший интерес представляет описание реакции на революцию простого казацкого народа.Издание предназначено для широкого круга читателей, интересующихся историей Белого движения.

Даниил Ермолаевич Скобцов

Военное дело

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное