Собственные записки. 1835–1848

Государь повел меня в половину государыни и, поговорил о войске и сегодняшнем смотре, обратился к другим предметам.

– Что, – сказал он, улыбаясь, – вот у вас опять новая ссора с Воронцовым? Какое это дело Лаврова? – Ссоры, государь, у меня нет с графом Воронцовым, я с ним объяснюсь; а я только не понимаю, почему до сведения вашего величества и даже высшего начальства доведено самое пустое происшествие, которое не должно бы было и до меня дойти. Для меня сие тем более странно, что я на днях получил письмо, в коем меня уведомляют, что граф Воронцов о решении своем по этому делу меня известил и, казалось, был очень недоволен ложным доносом, сделанным ему по сему случаю.

– То-то он удивится, когда узнает настоящее! – сказал государь. – Я сам не могу полагать, чтоб оно было так ужасно, как он пишет, и не понимаю, почему господин Воронцов принимает вещи в таком виде и пишет о них. Не менее того офицера надобно будет отдать под суд. Если и половина того, что Воронцов пишет справедливо, так и того много: нельзя допускать нашего брата военного до самоуправия, и Лавров не должен был ни в каком случае мужиков бить (слова Александра Мордвинова, переданные Бенкендорфу). Да кто это все заводит? – спросил государь.

– Я знаю, ваше величество, что о сем писал Казначеев графу Воронцову и писал в том виде, как представлено.

– Так я и сам думал, что он тут мутит; но его уже больше нет, уж это кончено. Итак, прощай, любезный Муравьев; желаю тебе счастья, как в семейных делах, так и в служебных.

Я воспользовался сим случаем, чтоб благодарить государя за утверждение представления моего и всего, о чем ходатайствовал; ибо нет ни одного предмета, по коему бы я не получил полного удовлетворения в течение кратковременного моего пребывания в Петербурге.

На сих днях я также виделся с князем Меншиковым, который всячески избегал разговора о севастопольских происшествиях; но я сам завел о сем речь и высказал все, что мне было нужно.

Он обвинял своих в воровстве и ссылался на подобное происшествие в Петербурге в Новой Голландии, откуда вывезено было среди дня несколько повозок железа и меди, которые продали на рынке.

На днях возвратился также из Севастополя фон Моллер, кончивший следствие. Его по приезде немедленно потребовали к Бенкендорфу и представили государю для того, вероятно, чтоб он не успел ни с кем видеться. Он был у меня по выходе от государя, коему доложил о ходе всего дела в настоящем виде, и кажется, что происшествие сие, столь дурно начавшееся для нас, обрушится единственно на морском ведомстве.

Могилев, 5-го марта

3-го марта я возвратился сюда. По пути заезжал я в Киев и виделся с фельдмаршалом Сакеном, который по старости уже совсем упал, как в физическом, так и в моральном отношениях, но сохранил те же чувства расположения и доверенности ко мне, которые он прежде имел. Для окружающих его он стал несносен, сердит и своенравен до крайности.

Могилев, 13 апреля

12 числа в 2 часа без 10 минут пополуночи жена благополучно родила дочь, которую назвали Александрой. Ребенок силен и здоров.

Манзыр[64], в Бессарабии, 23-го мая

13-го мая я выехал из Могилева и, проезжая через Бельцы, Калараш, Кишинев и Бендеры, смотрел по пути находившиеся войска моего корпуса. Желая видеть старую Измаильскую дорогу, я поехал от Бендер в имение графини Эдлинг Манзыр, где оставил семейство, продолжал путь свой, приехал 19-го в Измаил, и в тот же день, переехав через противолежащий остров, остановился ночевать на одном из караульных строений пограничной стражи, занимающей ныне левый берег Сулинского рукава Дуная по случаю чумной заразы, существующей в Турции. Я ночевал на кордоне № 7 против турецкого города Тульчи[65], лежащего на противоположном берегу. Левый берег низмен и болотист, правый же горист, населен и красив. Когда же я отплыл на другой день из 7-го номера вниз по Дунаю, то вскоре открылся у нас в правой руке остров, разделяющей Сулинский рукав от Георгиевского. Местоположение на сем острове такое плоское и болотистое, как и нашего острова.

Я плыл с утра до самого вечера до Сулина[66] по течению и, проплыв 80 верст, встречал много иностранных купеческих судов и австрийский пароход, поднимающийся от устья вверх. Судам сим запрещено приставать к нашему берегу по случаю чумы; но они пристают насильно, и постам, занимающим сии линии, приказано строго беречься от чумы и вместе с тем остерегаться, дабы не сделать проходящим судам оскорбления. Я объезжал посты сии, занимаемые отчасти людьми Волынского полка вместе с казаками.