Событие. Философское путешествие по концепту

Буддистская онтология указывает в похожем направлении, даже радикализуя его: сама реальность десубстанциируется, сводится до потока хрупких явлений, так что в конечном итоге все оказывается событийным. В буддистской вселенной есть два типа события: событие просветления, полного понимания не-существования Я, и уникальное ухватывание ускользающего события, воплощаемого в поэзии хайку и в том, что Делёз называет чистым событием смысла/нонсенса. В этом – бесконечное суждение буддизма: пересечение Абсолюта (первоначальной пустоты, испытываемой в Нирване) и хрупкого крошечного эффекта на поверхности (подобного вспышке). Вот самое известное хайку Мацуо Басе:

Старый пруд!
Прыгнула лягушка.
Всплеск[116]

.

Истинным объектом этого хайку является событие-всплеск (пересекаясь с поддерживающей его тишиной?). В хайку нет идеализации, лишь эффект сублимации, согласно которой физическое действие любой степени «низости» может породить событие, так что мы не должны бояться представить себе куда более вульгарную версию хайку о том же событии – японский друг сообщил мне, что есть вариация на тему всплеска Басе из XX века, которую именно что не следует читать как пародию:

Унитаз с затхлой водой.
Я сажусь на него.
Всплеск.

Правило хайку о трех строчках полностью оправдано: первая строчка показывает дособытийную ситуацию (старый тихий пруд, унитаз с тихой водой); вторая помечает линию разрыва в этой бездеятельности, вторжение, тревожащее мир и вызывающее событие (лягушка прыгает, я сажусь на унитаз); а последняя строка называет само мимолетное событие (звук всплеска). Даже если за «режущим» разделительным словом или выражением (кирэдзи) не следует некое активное вмешательство, оно помечает разрыв между общей нейтральной ситуацией и конкретным элементом, служащим как материальный субстрат события, – я привожу еще два хайку Басе:

Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка[117]

.

Начало осени:
Море и изумрудное рисовое поле
Одинаково зелены.

«Объект» здесь – сначала утренняя дымка, затем зеленый цвет; под объектом подразумевается не субстанция, но событие, как кристально чистое следствие, избыточное по отношению к своей причине (которая, как мы уже видели, может быть как вульгарной, так и возвышенной). При таком имматериальном эффекте ускользающее почти-ничто чистого явления совпадает с вечностью, движение совпадает с неподвижностью, шум – с вечной тишиной, единичный момент смысла – с бессмысленностью. Так говорят «дух – это кость» на языке дзен. Но такое подвешивание телесной реальности глубоко двусмысленно: оно может также выступать ширмой, скрывающей ужасающие последствия наших действий. Вспомните название многолетнего бестселлера эзотерической философии Роберта Пирсига – «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»[118]. Можно легко представить себе ряд вариаций на тот же мотив: «Дзен и искусство хорошего секса» или «Искусство успеха в бизнесе», вплоть до «Дзен и искусство тихой войны». С точки зрения дзен воин больше не действует как человек; он полностью десубъективирован, или, как сказал один из людей, ответственных за распространение дзен на Западе, Д. Т. Судзуки: «Убивает не он, а его меч. У него нет желания кому-либо навредить, но появляется враг и сам становится жертвой. Как будто бы меч автоматически выполняет функцию правосудия, которая также является функцией милосердия»[119]. Разве это описание убийства не служит высшим примером феноменологического отношения, которое, вместо того чтобы включиться в реальность, просто позволяет явлениям быть как они есть? Убивает меч, враг просто появляется, сам по себе, и становится жертвой – воину ничего из этой ситуации не нужно, он сведен до пассивного наблюдателя собственных действий.

В 1970-х, во время правления военной хунты в Бразилии, в кругу тайных полицейских, участвующих в пытках политических заключенных, возникла импровизированная религия, открытая только для них самих, смесь эзотерики и буддизма, основанная на убеждении, что реальности не существует, есть только бессвязный танец иллюзорных явлений[120]. Можно легко понять, как эта «религия» позволила полицейским выдержать ужасы своей работы. Совершенно неудивительно, что один из товарищей Пол Пота, «пораженный холодностью и крайней безжалостностью своего вождя к их врагам, сравнил Пол Пота с буддистским монахом, достигшим „третьего уровня“ сознания: „Ты полностью беспристрастен. Ничто тебя не трогает. Это высший уровень“»[121]. Эту идею не стоит списывать со счетов как грязную ложную параллель: Пол Пот вырос в буддистской культурной среде с ее долгой традицией милитаристской дисциплины. По этим мотивам мы можем написать новое хайку, чья третья строка выражает чистое событие крови, хлынувшей из разрубленного мечом тела: