События глазами очевидцев

Офицер ушел, парень собрался тоже, но тут вошел с площадки Макашов - парень буквально “поймал” его у входа. - Один только вопрос, только один! - твердил он, приставив микрофон к лицу генерала. Зная, что Макашову сейчас совсем не до этого и что он вообще не любитель интервью, Василий старался как-то втиснуться между ними, и, когда корреспондент начал задавать вопросы, он громко отчитывал в микрофон: “Это уже второй вопрос! Это третий вопрос!” и т.д. Закончив запись интервью, парень, недовольный им, ушел не попрощавшись. Что же касается того морского офицера*, то он уже потом основательно вошел в свою роль и постоянно выступал перед кинокамерой, а его лицо как личного представителя Министра обороны обошло телеэкраны всего мира.

Василий продолжал нести дежурство. Еще несколько раз приходили корреспонденты различных пресс, он опять ходил за тем же офицером. Но появление очередных представителей, среди которых он сразу узнал Сашу, его обрадовало. Да, это был Саша Невзоров. Василий демонстративно отошел от входа. Сашино лицо осветилось его неповторимой улыбкой, и он, переложив кинокамеру, протянул свою руку. Василь сжал ее изо всех сил, удерживая, как можно дольше и улыбаясь во все лицо в ответ...

Дежурство его приближалось к концу, и он уже с большим сожалением думал о той обаятельной представительнице прессы, которую необоснованно обделил, по сравнению с тем парнем. И ждал, что она вот-вот появится опять, и уже решил, что проведёт ее сам к Макашову. Но ее не было.

Вместо нее появилась другая представительница прекрасного пола, молодая женщина, лет двадцати пяти, может, чуть старше. Небольшого роста, худенькая, с немаленьким острым носом и темными конопушками по лицу, она не была столь обаятельна, как та, но, как и любая женщина, имела что-то свое, по-своему привлекательное.

Правда, ее грубый голос и не по возрасту подпорченные зубы - признак большой детской любви к шоколаду - несколько старили ее, но эти недостатки она компенсировала изысканностью манер и броскостью туалета. На ней были высокие сапоги и длинный свитер почти до них. На всю длину свитера висели бусы в стиле ручной работы под дерево или камень. Все это дополняли модная куртка и саквояж корреспондента. Весь вид ее выражал уверенность в себе и смелость.

Василий подумал, что она тоже “импортная”, но она сказала, что ее зовут Лена и представляет газету “Московский коммунист”, что она уже побывала везде, где ей надо было, и теперь пришла отметить в приемной пропуск, но там кого-то не было, и поэтому осталась подождать. Пока она ожидала, Василий попросил сделать для него несколько одолжений - она с удовольствием согласилась.

Во-первых, он попросил её позвонить в редакцию газеты “Русский Вестник”, куда написал уже месяца два назад гневное письмо, в котором осуждал статью какого-то писаки, призывавшего патриотическое движение отказаться от разоблачения международной мафии и направить все силы на борьбу с “коммуняками”. Это был явно засланный провокатор, работающий на основную цель врагов русского народа - стравить правых и левых и тем самым отвлечь от борьбы с основным злом. Васино письмо в газете не напечатали, хотя газета и считается патриотической. Поэтому он просил Лену выяснить судьбу его письма.

Во-вторых, он хотел, чтобы кто-нибудь из мужчин ее редакции позвонил ему домой и сказал жене, что он в Москве устроился на временную работу в кооперативе и что будет нескоро. При желании он мог бы вырваться сам на переговорный пункт. Но мысли о том, что сегодня он будет звонить семье и говорить, что у него все нормально, а завтра может быть убитым, сдерживали его.

Он понимал, что жена догадывалась, зачем он так неожиданно уехал в Москву, и решил не давать обнадеживающих звонков. Пусть медленно свыкаются с мыслью, что не исключен самый худший случай. Так, он думал, будет лучше и для них и для него: при каждом воспоминании о доме у него щемило сердце. Там, где-то за много верст от него, остались дорогие ему люди и просто знакомые, которые сейчас в полиэтиленовых мешках тащат с полей виноград, во множестве оставшийся не убранным в этом году из-за недостатка горючего.

Этих людей вовсе не интересует, что где-то кого-то сгоняют с родных мест, убивают. Они сейчас делают вино и не только вино, но и “делают” деньги, и не просто деньги, но и большие деньги.

Устроили это смутное время так, чтобы отвлечь людей, не дать задуматься, дать возможность хватать. Хватать надурника в одном месте, чтобы не отвлекались на крик тех, которых убивают в другом конце. Чтобы люди не знали, а точнее не хотели знать причины геноцида против наших народов, чтобы не смогли объединиться против общей беды. Пока горе далеко обошло наш край, все остальное ерунда, пусть оно есть, лишь бы у нас не было.