Сочинение

Туалетная дверь хлопала непрерывно, выпуская в коридор шлейфы сизого дыма. В тесной комнатке, стены которой были исписаны и изрисованы ничуть не меньше, чем тело какого-нибудь забубённого уркагана, у подоконника, между железными перегородками, возле писсуаров, словно в подводном царстве, двигались неясные мальчишечьи фигурки.

— У нас что сейчас? Литература? Что задали?

— Поднимаю трубку, а там молчание. Слышно только, как дышит кто-то, сопит… А потом визжать стали, дуры…

— Как это у «Зеппелин», помнишь, самое начало: пам-пам-ба-ба-бам-ба-а-а…

— А он вдруг прыгает в окно и из своей пушки ка-ак…

— Война в романе? Ну, это фигня. В элементе. Народность Кутузова, тупость остальных военачальников; Наполеон и Кутузов на Бородинском поле, дубина народной войны…

Демьян постоял с минуту в дверях, щурясь от дыма, и в сопровождении своей неизменной свиты — Лёки Голубчикова и Пашки-Упыря, переростка-восьмиклассника с лицом, круглым и выпуклым, формой напоминавшим перевёрнутое блюдо, — прошёл к окну.

Лёка Голубчиков с зелёной Демьяновой папкой под мышкой и собственной туго набитой сумкой через плечо, которая при каждом шаге нещадно колотила его по костлявому заду, предупредительно обогнав Демьяна, движением руки смёл с подоконника сидевших там парней. Парни подчинились безропотно. Никто не хотел связываться с Демьяном.

Лишь только Демьян боком вспрыгнул на подоконник, спиной привалился к стеклу, Лека протянул ему пачку «Беломора». Чиркнул спичкой, трубочкой сложив ладони, поднёс огоньку. А Пашка-Упырь, поводя узкими сонными глазами, затеял рассказывать очередной прикол: о том, как недавно ходили в кино.

— Пошли с Лохматым. Ты знаешь, Витёк, это ещё тот духарик. Смех у него балдёжный, кажется, ишак рядом орёт: иэа, иэа-а-а, иэа-а-а-а-а… Вот в самом трагичном месте он и заржал. Соседи оборачиваться стали, вывести грозились, а потом и самих разобрало. Давай гоготать, надрываться…

Серёжа жался в углу у входа. Он не сводил глаз с Демьяна. Ему хотелось сделаться как можно меньше, незаметнее — хотя кому он нужен был сейчас? Один Лёка Голубчиков изредка косился в его сторону с полупрезрительной выжидающей усмешкой.

И Серёжа понял вдруг отчётливо: может и так случиться, что скоро, очень скоро они поменяются с Голубчиком местами. И он вместо Голубчика станет таскать за Демьяном папку и перед уроками, хоронясь от учителей, списывать Демьяну в тетрадь домашние задания на выщербленном подоконнике четвёртого этажа… А если задумано так было Демьяном с самого начала, чтобы сильнее унизить и самому вознестись недосягаемо? Чтобы на веки вечные отпечаталось: «Не забывайся! В любой момент можешь стать Голубчиком. И не пикнешь». А Голубчик, напротив, будет ходить в друзьях. Он усвоил свою роль накрепко. Он не соперник.

И тут — о, чёрт! — Серёже показалось, что левая бровь у Демьяна дрогнула. Демьян подмигнул ему, поманил рукой. Серёжа торопливо отвёл глаза, делая вид, что не заметил ничего. И начал тихонько отступать к двери.

— Куда пятишься, Горел? Ко мне иди! — услышал он тотчас голос Демьяна.

У Серёжи подогнулись колени. «Помнит, всё помнит», — пронеслось в голове.

Чем ближе подходил Серёжа к подоконнику, на котором, картинно избоченясь, сидел Демьян, тем отчётливее замечал, как менялось лицо Демьяна. Серые глаза стали жёсткими, застыли оцепенело, задёргалась часто-часто щека, рот ощерился желтоватыми редкими зубами.

«Конец, — подумал Серёжа, зябко пряча шею в воротник пиджака. — Конец». Спина его изогнулась коромыслом, плечи поднялись. Теперь он видел только, как размеренно, точно маятник, покачивается нога Демьяна в чёрном, давно не чищенном ботинке.

— Ну-ка ты, подожди, — внезапно остановил Серёжу чей-то знакомый голос. «Зубик!»

Серёжа выпрямился и понял, что Демьян смотрит вовсе не на него, а куда-то мимо, в сторону. Серёжа обернулся. И действительно, рядом стоял Зубик, морщась от дыма, помахивал перед лицом рукой. Волосы его были мокрыми и блестели. Видно, он только что у рукомойника укрощал непослушные свои, вечно торчащие в разные стороны рыжие вихры.

— Чего расселся? — сказал Зубик спокойно, глядя Демьяну прямо в лицо. — Убери ногу, проход загородил.

Все, кто был в эту минуту в туалете, сбились в кучу, придвинулись к окну, замирая от любопытства.

Демьян пружинисто, легко спрыгнул с подоконника, большими пальцами с плеч на спину по-ухарски откинул расстёгнутый пиджак.

— Ах, ты вякать ещё, притырок!

И грудью пошёл на Зубика. Он и так-то вида Костиного не переносил, ведь Зубик был из числа тех немногих, кто не только не боялся, но — подумайте! — открыто презирал его, некоронованного короля всей школы и окрестных дворов. А теперь вот в довершение всего Зубик посмел так разговаривать с ним!

Под кожей на скулах у Демьяна напряглись, заходили упруго желваки. Он начал даже заикаться.

— С-с-слушай, Зуб, ты д-довыступаешься! Д-д-до-ждешься, поал? Плохо тебе будет, ой, плохо! Обе…