Карасик вытащил из папки ещё одну фотографию и показал её сначала моему отцу, а потом мне. Я издал утробный звук, который означал крайнее изумление. На карточке очень молодая девушка, худая, большеротая, сероглазая — типичная блондинка. Негустые локоны до плеч не могли скрыть милую лопоухость, которая придавала лицу детскость и лишала его всякой изысканности. Девушка не была накрашена, только розовый блеск на губах. Даже тёмные брови не были откорректированы пинцетом, а на аккуратном носике стыдливо краснел маленький прыщик. Фотография без позы, из жизни. Блондинка сидела за столом в каком-то кафе и держала в руке длинную ложечку для мороженого. В общем, обычная девушка, если бы не одно «но»: она — вылитый Женька, когда ему высветили волосы.
— И знаете, как её зовут? — торжественно спросил Рыбкин.
— Ева? — прохрипел я.
— Это Евгения Савенок. На этой фотографии ей двадцать три года, — сурово прекратил выступление Рыбкина его собрат по водоёму Карасик. — Она была сожительницей Мальских. Вздумалось девушке поменять форму ушей. Так она познакомилась с Шатихиным. Он и делал ей отопластику.
— Что-то пошло не так на операции? — вмешался отец. — Хотя… там же местная анестезия…
— «Не так» пошло до операции. Евгения влюбилась в Шатихина и ушла от Мальских. Но красавцу хирургу Евгения была не нужна. Маленький роман, что он с ней закрутил, быстро ему прискучил. Он дал ей от ворот поворот. Девушка не могла с этим смириться, преследовала его, караулила, устраивала скандалы. После одного такого скандала руководство клиники пригрозило хирургу увольнением, напомнив о врачебной этике и недопустимости превращения центра в арену для истерик и разврата. Руководство беспокоилось о репутации заведения. Шатихин решил порвать с Евгенией окончательно. Одна его коллега подслушивала их финальный разговор. Она сказала, что Тимофей был очень жесток и груб, хотя ему это совсем несвойственно, и он «почему-то посоветовал девушке идти в морг, там её ждут». Она ответила: «Ну и пойду!» А на следующий день Савенок явилась в клинику и около дверей кабинета Шатихина выпила уксусную кислоту.
— О боже! — выдохнул отец. — Это безумие! Это долгая и мучительная смерть!