— Там до войны была туберкулёзная лечебница. Многие больные в тех местах умерли от болезни. Место проклятое. В некоторых павильонах даже по ночам ходит кто-то, люди слышат и чувствуют какое-то дуновение ветра. Это, говорят — неприкаянные мертвецы.
— Они даже в людей могут вселяться. Когда там лагерь открыли, в пятидесятых, там в одну воспиталку дух вселился. Она начала похищать детей и убивать их в подвале. Причём — не просто так, а ритуально, в жертву дьяволу. Тут в лесу есть избушка одна. Там когда-то жила старая бабка с внуком. Лет шести. Так эта воспиталка как-то поймала этого мальчишку в лесу. Он, видать — по ягоды пошёл. Поймала и убила его. А бабка с ума сошла после этого и умерла очень скоро. Потом- её призрак явился людям и обо всём рассказал. Так и поймали эту воспиталку. Паршивая тётка была, но расстрелять её не расстреляли, а положили в местную психушку. Она там лет десять полечилась и выписалась. Так с тех пор дух той бабки, у которой внучка убили, время от времени показывается, всё ту бабу ищет. Ну, воспиталку бывшую. Говорят, в прошлом году её видели тут неподалёку. Она перемещается ночью в небе, по макушкам деревьев. Воспиталку всё выглядывает по близлежайшим лагерям. Вдруг она опять где-нибудь тут работает.
— А что: если наша воспиталка, Нина Егоровна — она и есть?..
— Да вы заколебали уже, дайте поспать спокойно! — Мой приятель Лёха Кистенёв издавна не любил подобные байки, особенно — когда они ему мешали спать. — Достали со своим бредом. Сочиняет всю эту белиберду какой-то кретин, а другие кретины — повторяют и верят в эти сказки для дураков…
— Ки-иса, поди попи-исай! — Раздалось в ответ.
— Да ты чего, совсем охренел что ли, рыжий кривой козёл?! Сейчас я тебе…
— Ой, да извини ты меня, окаянного. Клянусь всем — больше никогда не буду никаким словом задевать великого божьего человека — Алексея, свят-свят.
— Ну вот так — другое дело! Спать охота, давайте потише. — Лёха был парень простоватый. Он так и не понял иронии. Но всё-таки разговоры прекратили. Мой дружок человек такой — мог и в бубен спокойно съездить. Это ему запросто.
Мелкий моросящий дождь чуть не отменил запланированное мероприятие. Часам к девяти он окончился, а после завтрака желающие прогуляться по окрестностям собрались на главной аллее, где уже лежали заготовленные вещмешки с провиантом и палаткой. Народу набралось человек пятьдесят. Немного. Учитывая воскресный день, конечно — могло быть и меньше, но еды припасли многовато. Разобрав снаряжение, кому что досталось, мы отправились через западную калитку к берегу, вдоль которого, на север, и лежал наш путь. Мне достался мешок с металлической посудой. Она постоянно позванивала. Ложки и миски укладывали впопыхах, поэтому — лежали они неплотно, а при ходьбе издавали лязгающие звуки. Оделся я потеплее. Свитер, болоньевая куртка и резиновые сапоги оказались ничуть не лишними. Потерянной пилотки не хватало, была бы как раз к месту. Обычная кепочка смотрелась на мне совсем уж как-то по-дурацки. Я вскоре убрал её в карман, чтобы не вызывать насмешек окружающих. Друзья так же — шли рядом. К ним никто приезжать не собирался, как и ко мне, а делать в такую погоду в лагере особо нечего. Лёха с Пьером несли палатку, сложенную в огромный чехол. Её иначе как вдвоём — не унести. Впереди нас шла вожатая, налегке. Из груза у неё висела гитара, имевшая удобную лямку, как у ружья. Раду окружали девочки, они всю дорогу о чём-то с ней шептались и хихикали. Меня этот смех несколько раздражал, я даже пропустил вперёд пару человек. Так спокойнее.
Через час или полтора вся ватага оказалась на месте. Если не погода, то пейзаж вокруг поразил бы всех своей красотой. Живописные места, признаться — уже мало оказывали впечатление на всех, и всё же — изгиб реки, засеянные поля, лес немного вдалеке вызывали очень положительные эмоции. Чуть поодаль располагался «Строитель», с которым мы недавно чуть не устроили массовую драку. Я и ещё несколько человек изъявили желание сходить в гости, оставив другим заниматься обустройством стоянки. Быстро разбили палатку, натаскали из соседней рощицы хвороста с дефицитными в такое время сухими брёвнышками. Физрук сложил большое костровище, которое тут же облил чем-то вроде керосина и поджог. Оставалось лишь поддерживать огонь, что любили делать абсолютно все. Ещё через час в большом котле уже что-то варилось. По-моему — это был густой суп с перловкой. А на второе — та же перловка, но с тушёнкой. На свежем воздухе — то, что надо!